Наглое игнорирование

По палатке хлестанул дождь. Не раз капитан слыхал, что всегда большие сражения заканчивались дождями, словно небо плакало по убитым. Но это тоже было с точки зрения материализма неправильно и потому Берестов шуганул непрошенную мысль. А ливень хлынул как из ведра.

Командир медсанбата майор медслужбы Быстров.

Зло брякнул трубкой полевого телефона. Посопел носом, словно продолжая мысленно крайне неприятный разговор с высоким начальством. Выговор был грубым, незаслуженным и потому вдвойне обидным. Да будь тут хоть московский госпиталь – ничего было сделать невозможно. Комбриг был уже мертв на момент прибытия в расположение и все было напрасно, хотя и сделано "леге артис". Даже прямой массаж сердца делали, попутно при вскрытии грудной клетки обнаружив еще два безусловно смертельных ранения. Все было зря. Но для руководства корпуса это не было оправданием, тем более, что черт знает – как доложил там наверху ситуацию адъютант покойного. Тяжело ранен комбриг, доставлен в МСБ, а медики все провалили, хотя и ковырялись больше часа. Никудышные медики, сволочи пахорукие. Все ждут, что врачи совершат чудо, а чудо случается не всегда. Ну вот почему он у вас не воскрес? И что тут скажешь в ответ? И толку нет на опыт гражданина Христа ссылаться, что он был все же божьим сыном, а тут в медсанбате все врачи самого простецкого происхождения. Уши горели от стыда и злости. Устало добрел до своей палатки, сел на табуретку, чувствуя себя премерзейше.

Еще когда чертом подлетел прямо к операционной палатке запыленный грузовик, когда засуетились люди, выпрыгивающие из кузова, неожиданно – все офицеры, когда потащили обвисшее тело прямо на стол к ведущему хирургу – стало понятно, что раненый – высокого чина человек. И тут же практически сразу стало ясно, что уже не раненый, уже мертвый. Называется – ну, сделайте же что-нибудь! А уже зря спешили. И все остальное было зря. Но поди это разъясни тем, кто его привез. Теперь совсем иначе выглядела известная еще со студенческой скамьи трагикомическая сценка, когда к великому Пирогову притащили трое солдат безголовое тело своего друга. А на резонный вопрос измотанного хирурга:

— Где голова? И зачем вы мне мертвеца притащили?

Солдаты бодро и радостно ответили, что голову сейчас Степка принесет, а доктору останется ее только пришить – и солдатик конечно же оживет, потому как про лекаря Пирогова все знают. И всем доподлинно известно, что он все может!

А вот и не все!

Паршиво на душе, кошки скребут. Промотал перед собой как кинопленку – все ли как должно было сделано. Вроде – все. Теперь отписываться надо, никуда не денешься. Санитарка заглянула, новый раненый на столе, готов к операции. Встал, как дряхлый старик, отвесил себе мысленного пинка для бодрости и пошел работать дальше. Раненых не интересует что за душевные терзания, метания и переживания у врача происходят, для них он сейчас не человек обычный со всеми человеческими бедами и заботами, а единственное возможное спасение.

Саднило на сердце от такого количества раненых и покалеченных людей. Как офицер (к этому названию, введенному совсем недавно, привыкали с трудом, как и к погонам, отчего часть особо упрямой публики и сейчас еще ходила без погон на гимнастерке, с чем приходилось бороться), так вот – как офицер – Быстров прекрасно понимал, что такое война и для чего она ведется, а как врач – никак не мог привыкнуть к тому, что люди старательно и успешно калечат друг друга сотнями тысяч.

Даже называют себя "человек разумный", а ведут себя куда глупее павианов, которые хоть и злющие дикие обезъяны, но таких массовых боен не устраивают. Какой уж тут разум, когда несколько лет уже все уходит только на войну, с такими-то потерями и такими усилиями рай на земле можно было бы устроить, ан нет – простреленные, обожженные, контуженные сотнями каждый день. Какие после этого из них работники? Такой человеческий материал гробится впустую! А сколько после каждого развертывания остается в могилах? Самых здоровых, молодых, крепких и толковых! Многие даже жениться не успели, не то, что детей поднять. Да и тем, у кого дети – тоже не сахар, отцы тут дерутся, защищая свои семьи от новодельных рабовладельцев, что решили почему-то, что они имеют право решать, кто заслужил рабскую жизнь в виде награды, а кого надо ликвидировать поголовно с лихостью того коменданта общежития, где жил во время учебы сам Быстров. Залихватские объявления о "диклопации тараканов такого-то числа" вызвали у лекаря грустную ухмылку, пока руки привычно работали. Да, отцы тут – а семьи там. Растет безотцовщина, что тоже беда.