— Черт знает какой по счету звонок за один-единственный вечер, — присвистываю негромко. — Вы теперь жить без меня не можете?
— Вас предупреждали, вы не послушали. Так что, боюсь, в ближайшее время нам с вами не избежать тесного общения друг с другом.
Я поглаживаю спннку рыжего кота, весьма раздосадованного моим появлением на его лежанке, и противное животное настороженно щурит в мою сторону яркий желтый глаз.
— Вы удивитесь, как просто решаются подобные проблемы. Слышали что-нибудь о черном списке, Анатолий Степанович?
— Ничего страшного, у меня много других номеров, — отбивает подачу Серафимин отец, и это мне на удивление приходится по душе. Да и вымотался я так, что ерничать дальше уже нет желания.
— Можете оставить свою
— Не представляю, что за причина может заставить меня самому набрать вас, — усмехаюсь я, почесывая мягкое кошачье брюхо. Кот понемногу начинает менять гнев на милость, а я — вспоминать, что именно так и должны выглядеть настоящие коты.
— Не зарекайтесь, — в голосе Анатолия Степановича по-прежнему не чувствуется расположения, тем не менее, он говорит правду, в этом я даже не сомневаюсь. — И да, Михаил, отправляйтесь-ка домой. Вы неважно выглядите, к тому же, в вашем присутствии под окнами моей дочери нет никакой надобности. Дом под круглосуточным наблюдением моих людей.
— Зашибись, — я вновь не могу удержаться от легкого присвиста, понимая, что все-таки недооценил этого деятельного человека, но Анатолий Степанович принимает мои слова за прямую издевку:
— Можете думать обо мне что угодно. Я сделаю все для того, чтобы с Симой больше не произошло ничего дурного. Будет нужно — посажу охрану в каждый угол ее квартиры, поставлю по человеку на каждом метре ее ежедневного маршрута, да хоть сам буду ходить за ней по пятам с автоматом, но не позволю, чтобы с моей дочерью случился очередной кошмар.
— Думаете, этот тип решит вернуться за ней? — спрашиваю с сомнением, не уточняя, но мужчина понимает без лишних слов. — Выходит, вы верите ее истории?
—
— Похоже, у вас реально все схвачено.
— Так и есть. Послушайте, сейчас я скажу Юре, чтобы он отвез вас домой.
— Лучше не надо, — говорю на полном серьезе. — Один из нас тогда точно не доедет, и это, скорее всего, буду не я.
Звонок прерывается. Проторчав у подъезда еще минут десять и рассудив, что Серафимин отец все же прав, я поднимаюсь и иду к дороге.
… Мои ресницы настолько тяжелые, что, кажется, проходит целая вечность, прежде чем сквозь них пробивается тусклое белое сияние. Здесь очень тепло. Какое сейчас время года?
Что-то с глухим стуком падает рядом со мной, а может, где-то намного дальше, и это просто эхо…
Что со мной? Где я?
Какое странное состояние, нечто среднее между общим наркозом и принудительным вливанием энергетика в мое пересохшее горло. Туманная сонливость впускает в меня свои корни, проникая под картонные ребра. Внезапно я чувствую страх. Не понимая, что происходит, и почему мне никак не удается зацепиться за обрывки скользящих эфемерных мыслей, я пытаюсь пошевелиться, но мое тело не слушается. Лишь пугливая тень внутри меня еще способна метаться внутри пустой недвижимой оболочки.
Что это? Что это?
—
— Тебе страшно? Я немного не рассчитал дозу, поэтому какое-то время придется потерпеть. Не бойся, скоро это пройдет, и ты вновь сможешь двигаться и разговаривать так же ясно, как прежде.
Он гладит меня по волосам, но я, обмерев от спонтанного ужаса, почти не ощущаю его касаний. На каком-то чисто интуитивном уровне чувствую прикосновение его ладони, которую мне хочется сбросить, но тело по-прежнему мне неподвластно. Я пытаюсь крикнуть, чтобы он меня не трогал, но на выходе получается лишь до отвращения жалобный стон.