Отсюда Мустопо свернул в другой, еще более мрачный и вонючий проход, крытый кровлей. Теперь мы ступали не по вязкой грязи, а по шаткому деревянному настилу. Под ним была сточная канава. Недостаток земли заставил бедняков застроить хижинами даже этот настил. Это было нечто вроде крытого базара, грязного и убогого. В лавках-хижинах на прилавках или просто на полу перед входом был разложен скудный товар: мелкая сушеная рыбешка, несвежие креветки, овощи, плоды, которые считаются состоятельными индонезийцами полусъедобными, бананы, какая-то зелень. Даже рис, основная пища населения, был для многих обитателей кампунга малодоступной роскошью. В лучшем случае его покупали к празднику.
Привыкнув к полумраку, я смог разглядеть жилища. Дверей обычно нет. Лишь иногда вход завешен старой тряпкой или циновкой. Позади прилавка крохотная каморка. Если семья большая, сооружаются двухэтажные нары, занимающие половину жилища. Под нарами убогий домашний скарб.
Люди встречали нас сумрачными взглядами, без любопытства. Казалось, беспросветная нужда притупила в них все чувства, вытравила всякий интерес к окружающему.
Вслед за Мустопо я вышел из кампунга на широкую светлую улицу подавленный, ошеломленный и прежде всего глубоко вдохнул свежий воздух. Но запахи кампунга преследовали меня: запахи нечистот, гнилых овощей и протухшей рыбы, прелой соломы, затхлых каморок. Перед глазами стояли картины нищеты, чесоточные ребятишки, изможденные люди с тусклым, опустошенным взглядом.
— Вот вам столица не с фасада, а с задворок, — сказал Мустопо. — А ведь многие из этих людей, которых мы с вами только что видели, были участниками августовской революции, сражались против интервентов. А чего они добились для себя лично? Понимаете, с каким чувством я, участник этой борьбы, в прошлом видный военный руководитель, прихожу в этот кампунг, встречаюсь с его обитателями, особенно с теми, которые были моими солдатами.
Все это говорилось с неподдельной горечью.
— Не будем говорить о всех наших социальных проблемах — их слишком много, продолжал он. Со своей стороны я делаю все, что в силах, чтобы помочь этим людям, создаю дешевые поликлиники, родильные дома, зубные лечебницы, доступные для таких вот бедняков. Я строю их не в центре города, а бедных кампунгах, на городских окраинах. Если бы богатые предприимчивые люди следовали моему примеру, создавали школы, детские сады, лечебницы, они бы внесли серьезный вклад в решение наших социальных проблем. Если не возражаете, я покажу теперь вам два моих лечебных учреждения.
Мы долго ехали куда-то через юго-западную окраину Джакарты, пересекли полотно железной дороги на Мерак. Мустопо тем временем рассказывал мне со знанием дела о состоянии здравоохранения в стране, о нехватке врачей. Платные госпитали и лечебницы, частные врачи недоступны для бедняка. Люди из кампунгов вынуждены обращаться к невежественным знахарям-табибам. Играя на суевериях неграмотных людей эти шарлатаны ловко дурачат пациентов. Нередко больным, которым помогло бы срочное врачебное вмешательство, приходится дорого расплачиваться за услуги невежд, не обладающих элементарными медицинскими знаниями. Сколько преждевременных смертей, особенно молодых рожениц, на совести знахарей.
Городская окраина осталась далеко позади. Мы проехали рисовые поля. На опушке пальмовой рощицы, за которой начиналось какое-то поселение, я увидел аккуратную каменную постройку. «Родильный дом доктора, профессора Мустопо» — увидел я вывеску.
Нас встретила молодая девушка в белом халате, не то начинающий врач, не то акушерка. Она явно оробела, увидев своего шефа с гостем-иностранцем. Но, взяв себя в руки, девушка толково доложила о состоянии дел. На сегодняшний день в стационаре две пациентки, родившие вчера почти в одно и то же время. Новорожденные чувствуют себя нормально. Кроме того, пришли на прием две женщины из кампунга. Одна из них рожала дома и едва не погибла от заражения крови. Говорят, при ней был какой-то знахарь. Теперь тяжелое осложнение.
— Вот видите, — перебил Мустопо. — Что я вам говорил? Эта женщина может остаться инвалидом. Люди из-за своего невежества и предубеждения предпочитают врачу шарлатана. И вот вам горький итог. Этот родильный дом рассчитан на шестнадцать коек, а только две пациентки…
Мы прошлись по палатам, посмотрели операционный кабинет врача. Все скромно, но чисто. Потом Мустопо пригласил меня в маленький домик, стоявший на отшибе. По-видимому, здесь принимали гостей и останавливался хозяин, приезжая сюда взглянуть, как идут дела. Мы устали и проголодались. Обеденное время давно миновало.
— Я угощу вас чудодейственным напитком. Он подкрепит ваши силы, — сказал Мустопо и отдал распоряжение санитарке. Она принесла на подносе стаканы с желтоватой, как лимонад, водой. Вода была горькая.