Так что Ронге хорошо понял Зайделя. Итальянский агент — теоретический агент, но где гарантия, что он уже не прибыл в Ригу? — может, собирая ценные сведения, даже не знать, как ими в конце концов распорядится начальство. Возможности такие: первая — сведения будут честно переданы немцам или ведомству Ронге; вторая — сведения будут переданы французской разведке, которой тоже любопытно, как на самом деле готовится к войне союзница Франции Россия; третья — сведения будут переданы русским вместе с источниками этих сведений, чтобы русская контрразведка ликвидировала дырки, из которых просачивается информация.
У русских есть поговорка — «купить кота в мешке», — сказал Зайдель. — Она мне нравится. Я видел в журналах фотографические карточки — русский рынок в провинции и мужик в лаптях, с бородой, настоящий русский мужик, продаёт нечто в мешке. Если открыть мешок — животное убежит. Приходится покупать, не глядя. Значит, покупатель увидит этот товар только дома, в комнате, и тогда поймёт, какого цвета животное, кот это или кошка. Италия сейчас — «кот в мешке». Мы её приобрели, покупка стоила денег, а что там, в мешке, на самом деле — мы узнаем, когда начнётся война.
— Благодарю, — ответил Ронге. — Очень удачное сравнение. Кстати — удалось найти второго переводчика?
В Эвиденцбюро поступали кипы газет со всей Европы и даже кое-что из Америки. Всё это следовало анализировать, выкапывая из пудов ахинеи крупицы важных сведений. Положим, французский язык знает каждый хорошо воспитанный офицер, но итальянский — разве что ценитель оперы. Хороший переводчик с английского — тоже не каждый день попадается. А ведь ещё требовались переводчики с турецкого и с тех невразумительных славянских языков, что процветают на пространстве от Варшавы до Софии.
— Есть одна пожилая дама, — неуверенно сказал Зайдель.
— Дама?
Эту переводческую породу Ронге сильно не уважал. Старые девы, в юности обученные языкам, были дешёвой рабочей силой у издателей — за гроши переводили романы, меньше всего беспокоясь о качестве и точности. Потому Ронге и удивился предложению Зайделя.
— Вдова полковника Хофмана.
— Хм...
— Большая патриотка.
— Но дама.
— Но патриотка.
— Но дама, Зайдель! Существо изначально безмозглое... Хотя...
— Итальянский язык знает в совершенстве — готовилась в певицы, имела дивной красоты меццо-сопрано, я узнавал, могла бы петь во всех операх Пуччини и Верди. Но предпочла брак и звание верной жены и хорошей матери.
— Достойное решение.
— Продолжает давать уроки пения и фортепиано. Пенсия за покойного мужа невелика. И вот, с одной стороны, превосходное знание итальянского, а с другой — дама остаётся дамой... Но другой кандидатуры у нас пока нет.
— Вот что, Зайдель, приведите её ко мне. Хочу сам с ней побеседовать...
Зайдель чуть заметно улыбнулся.
— Будут ещё распоряжения? — спросил он.
— Да. Телефонируйте господину Фрейду. Пусть отвлечётся на минутку от своих истеричных пациенток и ответит на вопрос...
Зайдель чуть ли не из воздуха достал блокнот и карандаш, чтобы записать вопрос.
— ...какой извращённой фантазией нужно обладать, чтобы назвать аэроплан «Дельфином»?
— Господин Ронге изволит шутить?
— Не совсем, Зайдель. Я хочу понять, что за человек придумал этот аэроплан. Вот этого, — Ронге указал на тонкую картонную папку с завязками, — мне мало. Прислали вчера из Берлина, собрали всё, что нашли, а нашли маловато. Тут только послужной список — но весьма любопытный...
Ронге развязал тесёмки и достал отпечатанные на «ремингтоне» листы, но заговорил, почти в них не глядя:
— Виктор Дыбовский, служил на эскадренном броненосце «Николай Первый», участвовал в Цусимском сражении, побывал в японском плену, затем служил на Черном море и на Балтийском, командовал миноносцем... ну, тут полно ненужных подробностей, хотя — как знать... Окончил Морской корпус в Санкт-Петербурге, потом офицерский класс учебного воздухоплавательного парка, два года назад... А год назад окончил в Севастополе авиашколу и получил звание «военный лётчик». Но этого ему мало — он задумал аэроплан собственной конструкции, для военных действий совместно с флотом. И этот аэроплан будут строить на рижском «Моторе».
— Тут нам Крот и пригодится.
— Да. Возьмите папку, Зайдель, подумайте, что из всего этого можно извлечь и что к этому можно добавить. Прикажите русским переводчикам посмотреть газетные подшивки за два года, может, имя вынырнет. И переправьте сведения в Ригу. Надо же, аэроплан — и вдруг «Дельфин»...
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Трудно говорить о важных делах под детский радостный визг. И это бы полбеды, если собеседник приятный. Но Лабрюйер не считал Енисеева таким уж приятным собеседником. Он всё время ждал подвоха. Не умел прощать Лабрюйер насмешек и вранья — а Енисеев и посмешище из него делал, и врал неоднократно.