Набег

Монах все понял правильно: ведьму даже не ста-ли связывать, просто окружили и нестройной толпой повели к городской площади. Напрасно Сигурд пы-тался обвинить Гюду, напрасно говорил о своей ноч-ной вылазке — его не слушали. Симон, возглавивший шествие, отмахнулся от него, посетовав: «Козни не-чистого смутили твой разум!» Гюда открыто расхохо-талась: «Ты спятил, бонд!» Раненый Кьятви, которо-го бонд отыскал лежащим в одной из келий, молча выслушал его путаный рассказ, пожевал сухими гу-бами и угрюмо произнес: «Нет, Гюда не стала бы это-го делать». Все остальные попросту шарахались от бонда, как от умалишенного. Смирившись, Сигурд по-плелся вместе со всеми на площадь. Пока шел, сомне-ния, роем кружившие в его голове, становились лишь сильнее. В самом деле, куда Гюда могла деть украден-ного коня, ведь его искали полдня и в монастыре, и в городе, и в деревнях вокруг города.

По пути толпа разрасталась — к монахам присое-динялись любопытствующие бабы, ребятня и даже кое-кто из мастеровых, не занятых серьезной работой.

На площадь многократно возросшая толпа вы-плеснулась шарканьем множества ног и громким гулом. Узнавшие что к чему из слухов и сплетен, го-рожане окружили помост с позорным столбом посе-редине, к которому обычно привязывали преступни-ков. Опираясь на руку одного из монахов, ведьма сама взобралась на помост, отряхнула испачканную по пути юбку, выпрямилась, обвела толпу спокой-ным взором. Бабы недовольно зашумели — колдунья им не нравилась:

— Наглая какая!

— И бледная, будто покойница.

— А зенки, зенки-то, как у кошки!

— Чертова девка, не иначе.

Женские голоса кружили над площадью, тянулись тонкими нитями к графской крепости, ползли к при-стани, где стояли корабли.

Первыми на площади появились люди графа. Удивляться здесь было нечему — у правителя Гам-мабурга в городе было много глаз и ушей. Конный отряд въехал в середину толпы, хлесткими удара-ми плетей разгоняя народ. Рядом с Бернхаром на гнедой кобыле гордо восседал его двоюродный брат в красной накидке и такой же красной шапке. Под-ле него на сером жеребце гарцевал рыжий Рагнар. Конунг эрулов заплел бороду в две косицы, забрал волосы под шапку, накинул на плечи короткий ат-ласный плащ. Сам граф принарядиться не успел-на нем была та же рубаха, которую видел Сигурд во время подписания договора. Поверх рубахи Бернхар нацепил черную с желтым шитьем безрукавку, что совсем не подходило к его озабоченному лицу, серому от нежданно свалившихся хлопот. Красные пятна на щеках Бернхара говорили об избыточных возлияни-ях, припухшие глаза — об отсутствии сна.

Не успели конники окружить ведьму, как с при-стани, с противоположной от крепости стороны, по-слышались гортанные выкрики. Горожане поспешно прыснули в стороны. Сигурд вытянул шею.

— Прочь, вши заморские!

Свистнул боевой бич, кто-то завопил от боли. Тол-па хлынула в разные стороны, освобождая проход для воинов Бьерна. Первым шел сам ярл, по правую руку от него поигрывал рукоятью бича желтоглазый Ха-рек, по левую, кутаясь в длинный плащ, шагал маль-чишка Рюрик.

Неторопливо, словно исполняя некий обряд, ур-мане окружили возвышение, на котором стояла ведь-ма. Желтоглазый берсерк встал напротив конников, перебросил бич в левую руку, правой взялся за ру-коять боевого топора. Бьерн подступил к коню Раг-нара, взглянул на эрула снизу вверх, мотнул голо-вой в сторону Айши:

— Это — моя женщина. Я забираю ее.

— Ее обвиняют те, кто дал нам кров и пищу,— возразил Рагнар. — Ее будут судить.

— Она принадлежит мне, как принадлежит мне мой меч, — сказал Бьерн.

— Не спеши обнажать оружие, ярл. — Рагнар по-нял намек, склонился, дружески похлопал Бьерна по плечу. — Верное слово часто решает дело лучше вер-ного меча. Дай мне сказать, а потом делай то, что ве-лит тебе честь рода.

Бьерн отступил, однако ладонь с рукояти любимо-го клевца не убрал. Ни один из его людей не двинул-ся с места.

Гул смолк. Какое-то время урмане и люди графа молча глазели друг на друга. Рядом с Сигурдом какой-то крестьянин в серой телогрее кашлянул и, зажав рот ладонью, испуганно смолк. Похоже, никто не знал, что следует сказать. Толстые пальцы правителя Гаммабур-га перебирали поводья, кончик языка елозил по пухлой нижней губе, серые глаза бегали по сторонам, спотыка-лись о неподвижное лицо Красного Рагнара. Брат под-пихнул графа в бок, тот слегка подал коня вперед.

— Что привело на площадь монахов и людей из города? — спросил он.

Симон выступил ему навстречу:

— Этой ночью из монастыря исчез жеребец, пода-рок короля Людовика.

— Ветер? — нахмурился граф.

Симон кивнул, продолжил:

— Мы искали его везде — в самом монастыре и за его воротами, в городе и за городом. Но конь пропал. Многие винят в его пропаже эту женщину.

Монах указал на стоящую у столба Айшу. Она един-ственная не смотрела на него. Большие рысьи глаза колдуньи озирали нечто за головами собравшихся — то ли реку, прильнувшую к городу серой лентой, то ли по-ля за рекой, то ли дождливую муть неба над полями.

— И куда же она его дела? — насмешливо поинте-ресовался Рагнар. Голос эрула прозвучал громко и грубо. — Не съела же?