Кто мог выпустить проклятого жеребца? И куда он исчез, если его выпустили?
— Я погляжу на дворе. — Бонд стал подниматься.
Колдунья взглянула на него снизу вверх.
— Его там нет.
— Но куда еще он мог деться? Ворота монастыря заперты, их сторожит служка.
Она развела руки в стороны.
— Коня зовут Ветер. Смешно спрашивать, куда мог деться ветер.
Не понимая, шутит она или говорит серьезно, Си-гурд нахмурился.
— Скоро сюда придут. — Ведьма поднялась, отрях-нула юбку, принялась увязывать в пучок длинные во-лосы. Сигурду показалось, что она хочет остаться одна.
— Я останусь с тобой, расскажу людям, что случи-лось на самом деле, — возразил он.
— А ты знаешь, что случилось на самом деле?— Айша вытащила из-за пояса ленту, зажала ее в зубах, принялась собирать волосы на затылке. Затем, удер-живая их одной рукой, другой потянула конец ленты, ловко завела его за ухо, обмотала волосы у корней, продолжила:
— Ты хороший человек, бонд. Я поняла это еще в Каупанге, когда ты помогал мне хоронить Финна. Но ты зря ушел из своего дома.
Затянув ленту узлом, она опустила руки, взгляну-ла бонду в глаза.
— Я вижу ту, что стоит за твоим левым плечом. Она еще дремлет (
Она вновь стала Белой колдуньей, которую Бьерн нашел в страшной вьюге, где не было ничего живого, лишь снег и ветер. От ее взгляда — пустого, словно пронизанного холодом, по спине Сигурда побежали мурашки.
— Я могу увезти тебя отсюда, — пристально гля-дя куда-то ей в переносицу, произнес бонд.
Он на самом деле был готов увезти ее. Утащить ку-да угодно, спрятать от людей, от завистливой княжны, от монахов, от графа, от Бьерна. «Мы заслужили то, что желаем! Подумай об этом, бонд», — прозвене-ли в голове слова Гюды.
— Вряд ли, — Айша вздохнула, отвернулась.— Ты же сам сказал, что у ворот сидит служка.
— Он не выглядит сильным.
— Нет. — Она распахнула створку загона, пригла-шая Сигурда выйти. — Уходи, бонд. Моя жизнь — это моя жизнь. Я привыкла. А помогать мне опасно. Из тех, кто отваживался на это, уцелели немногие. Иди, бонд. Иди.
Она потихоньку дотолкала Сигурда до выхода, плечом подпихнула дверь. В конюшню брызнул свет, и тут же снаружи, взлетая на ограду, захлопал крыль-ями, завопил горластый петух.
— Иди! — Айша выпихнула Сигурда на двор.— Прощай, бонд.
Ладонью прикрывая глаза от света, он обернулся. В темной дыре щели лицо маленькой колдуньи беле-ло неясным пятном.
— Я больше не бонд, — отчетливо сказал он пят-ну. — Меня зовут Сигурд!
Дверь захлопнулась.
Сигурд не вернулся в келью. Отойдя от конюшни на пару шагов, он остановился.
Петух разбудил монастырь, из пристроек выбира-лись заспанные слуги и рабы, спешили по нужде за сарай, на ходу развязывая пояса на штанах. Некото-рые, уже справив нужду, косились на серое, предве-щающее дождь небо, морщились, недовольно кряхтя, направлялись к стоящему у стены корыту с водой, плескали на мятые лица пригоршни холодной влаги. Рыжий слуга, тот, что недавно чистил репу, заметив Сигурда, вразвалочку подошел к нему, ухмыльнулся.
— Кто рано встает, тому Бог подает? Так, викинги От парня пахло дымом очага и еще чем-то непри-ятно кислым. — Не спалось, — коротко ответил Сигурд.
Он думал о ведьме, о том, что спустя совсем не-много времени кто-нибудь откроет дверь конюшни, войдет внутрь и обнаружит пропажу. Он думал о сло-вах Айши, похожих одновременно на предупрежде-ние и угрозу, о слухах, ходящих о ней в Каупанге, о пропавшем жеребце. Айша сказала, что ее ударили, а потом увели коня, но никто никого не уводил,— конь просто исчез, обратился в пыль, в воздух, в ве-тер. Будь все иначе, служка у ворот непременно под-нял бы шум.
— - Оно и верно, — словно отвечая на невысказан-ные мысли бонда, произнес парень. Потянулся, зев-нул. — Самому нынче худо спалось. Сперва раненый ваш, Кьятви, все в бреду что-то шептал. Пока брат Матфей ему настоя не дал, заснуть не мог. А как он заснул, так мне не по себе стало, все звуки всякие мерещились, шорохи. Однажды, где-то в полночь, да-же привиделось, будто женщина голая мимо двери прошла. Красивая такая — волосы длинные, грудь девичья, бедра гладкие. Да не просто прошла, а в щель заглянула, как бы проверить хотела, пусто ль в доме. Я дыхание затаил, глаза закрыл. Потом от-крыл и уразумел — видение это было, не более. Дья-вольское искушение.