На веки вечные

Если так,— сказал майор,— то отрабатывает не­правильно. Надо одной рукой придерживать оружие, а другой — головной убор. А он, как видите, пять минут ищет свою ушанку!

Когда угомонился смех, майор, приняв строгий вид, произнес:

Старший военфельдшер Кузнецова, ко мне!

Маша спрыгнула с танка.

Мария Федоровна, вы куда собрались?

Воевать, товарищ майор!

Где ваш санинструктор Макаревич?

Вон он,— Маша показала на следующий танк.

Он с нами один справится. А вы идите в свою «санитарку» и следуйте за атакующими танками, ясно?

Ясно, товарищ майор!

В этот момент вывалился из башни командир взвода лейтенант Соколов.

Мария Федоровна,— сказал он с наигранным ба­лагурством,— если погибну, то вот вам на память обо мне.— И протянул ей пластмассовую расческу.

В то время расческа на фронте считалась ценностью.

Маша первая поняла, что никакого балагурства в словах лейтенанта нет. Она смутилась, однако ответила весело, шутливо:

Такой смелый да храбрый и вдруг погибать засо­бирался! А воевать кто будет? Нет, нет, расческу оставь­те себе, пригодится. У вас вон какая шевелюра!

Маша ласково тронула пальцем свисающий из-под танкошлема чуб Соколова.

Берите, Мария Федоровна, прошу от души,— умо­лял ее лейтенант.

Хорошо, я возьму, но после боя верну.

Добро,— обрадовался лейтенант и, ухватившись за ствол пушки, ловко вскочил на танк. Что-то еще кри­кнул Соколов Маше, но его голос потонул в диком реве моторов.

Через несколько минут танки вышли из леса юго­-восточнее Борисова. Затем развернулись и на большой скорости устремились в направлении к селу, где мета­лось зарево пожаров — результат точной работы артил­леристов.

В Рамушево, занятом противником, поднялась паника. В багровых отблесках пожаров, в бледном свете подни­мающихся в предутреннее небо ракет отчетливо было видно, как по селу бегали полуодетые гитлеровские сол­даты. Однако сопротивлялись отчаянно. Автоматные оче­реди густо прошивали все подступы. Прицепленные к тягачам орудия поспешно разворачивались, занимали позиции.

Спешившись с танков, наша пехота не смогла про­двинуться вперед из-за шквального огня. Сделать стре­мительный бросок не давали полузасыпанные снегом проволочные заграждения. Группе бойцов все же уда­лось преодолеть первую линию заграждений, но и они залегли под сильным автоматно-пулеметным огнем пе­ред второй линией. Стрелковые отделения поспешно заняли оборону вдоль ручья.

Крапивин! Быстрее — на мост через Гусинец! — открыто радировал комбат Иванов командиру роты.

А через несколько минут принял доклад:

Мост проскочили. Бой ведем в селе. Сильный огонь с опушки леса.

Не связывайтесь с пехотой, главное — не прогля­дите орудия! — предупредил Иванов.

Как же не связываться, когда с колокольни хле­щет пулемет!

Крапивин дал по ней длинную очередь. Затем ударил осколочным снарядом.

Всем танкам по улице идти тесно, мешают горящие и подбитые машины. Поэтому некоторые двигаются ого­родами, околицей.

Усиливается огонь вражеской артиллерии,— до­кладывает комбату Крапивин.— А пехота пытается окру­жить нас. Прошу помочь огнем!

А свою пехоту не заденем? — спрашивает майор Иванов.

Ее с нами нет, отсекли!

Наконец по селу открывают огонь наши артиллери­сты. Вражеские солдаты попрятались в избах, подвалах.

Танкистам приходится одновременно стрелять по се­лу, по опушке леса и принимать меры против пехоты — норовит действовать связками гранат.

Илларион, как нам утихомирить батарею на опуш­ке леса? Бьет — нет спасу,— послышался в наушниках политрука Феоктистова голос Крапивина.

Очень просто. Выйду ей во фланг со стороны три­гонометрического пункта и ударю! — ответил политрук — Лучше бы вдвоем, чтобы поддержать друг друга.

Бери Мурашкина, и валяйте!

Политрук стал вызывать лейтенанта Мурашкина, и вот уже два танка, ведя непрерывный огонь на ходу, по проселочной дороге устремились к высоте 28,1. Однако подавить огонь батареи двумя танками фронтальной атакой оказалось далеко не просто. По броне застучали осколочные снаряды, в танке стоял противный, разди­рающий душу звон.

Алеша! Снарядов не жалей! Сажай по опушке леса! Нам бы добраться до кустарников! — закричал Феоктистов.

Мурашкин слышал, но молчал. Был занят стрельбой. Ведь его танк направляющий. Прекрасно видел — вра­жеские орудия, что на опушке леса, стоят в двадцати метрах друг от друга. Бить с ходу, когда болтает, словно катерок в шторм, бесполезно. Один снаряд рвется почти под носом, другой перелетает. «Так можно самому схлопотать снаряд. Надо бить наверняка»,— подумал лейтенант и решил стрелять с коротких остановок. Два, три выстрела — и метров двадцать вперед...

«Орел», «Орел», я — «Сокол»! Прими правее,— Приказывает политрук Мурашкину. Это означает — на­до спуститься под откос, выйти из зоны обстрела. Хоро­шо, что политрук своевременно заметил мало-мальски пригодное укрытие, иначе риск, на который решился Мурашкин, вряд ли мог оказаться оправданным.