На веки вечные

Когда подошли к реке, их догнала тридцатьчетверка лейтенанта Соколова. На борту танка стояли комиссар бригады Прованов, начальник штаба Мачешников, по­мощник комбрига по технической части Тонов и ком­баты Иванов и Ложкин.

Ширина реки Ловать в этом месте колеблется между сорока и пятьюдесятью метрами. Поперек ее серой лен­той тянется проложенный на двух стальных тросах на­стил из бревен. На той стороне реки чернеют постройки деревни Березицко.

Нам ведь, Григорий Васильевич, Ловать не мино­вать... Может, пропустим пробную машину? — повер­нулся комбриг к комиссару.

Пусти Соколова. Пока совсем не рассвело, надо попробовать.

Тут, товарищ комиссар, самый узкий, но зато и глубокий участок,— заметил Горбенко.

Ну что ж, вперед? — глянул комбриг на Соколо­ва.— В машине оставьте механика-водителя, остальным двигаться позади танка, на удалении. Сами идите впе­реди, направляющим.

Танк прошел по настилу с десяток метров, и тут, словно выстрелив, лопнул правый трос. Ломая лед, ма­шина сползла в воду. Люк механика-водителя Федорова был открыт, но внутрь с силой хлынула вода, и он, по­пытавшись покинуть танк, застрял. Сбросив полушубок, лейтенант бросился на помощь. К счастью, танк не пе­ревернулся, сел на корму. Лейтенанту и механику-води­телю помогли выбраться на лед, немедленно поместили их в натопленную машину технической помощи.

Я готов нырнуть в ледяную воду,— сказал кто-то из саперов.

Нырнуть? А трос за корму подцепить сможешь?— спросил его Агафонов, и по тому, насколько серьезно прозвучали эти вопросы, солдат понял, что слова насчет троса он может, и даже обязан, рассматривать как приказ.

Так точно, товарищ подполковник, могу!

Парень быстро разделся, обвязался страховочным фалом и прыгнул в воду. Четыре раза нырял и наконец заарканил крюк тяжелым танковым тросом.

На вопрос комбрига, кто он и откуда, сапер, стуча зубами, ответил:

Андрей Прокопенко, с Полтавщины.

Буксируемая двумя танками провалившаяся в реку машина Соколова была вытащена. Воентехник первого ранга Козлов получил от комбрига приличную взбучку за лопнувший трос и категорический приказ надежно укрепить настил.

4. 

День прошел без особых событий, и с наступлением темноты началась переправа. К двенадцати ночи штаб бригады и танковые батальоны сосредоточились в лесу восточнее Красково. Здесь и началась непосредственная подготовка к предстоящим боям.

...Комиссар батальона Набоков, дав указание парт­оргам и комсоргам рот на проведение открытого пар­тийно-комсомольского собрания, решил проконтролиро­вать работу хозяйственников. И сразу обнаружил непо­рядок.

Почему кухню расположили среди танков? Здесь мы запрещаем жечь костры, а вы целый смолокуренный завод обосновали!

И, словно подкрепляя обоснованность тревоги комис­сара, надрывно завыла сирена.

Во-о-озду-ух!..

Повар мгновенно бросился под свою кухню. Тучный, высокий, в толстом полушубке, он легко вклинился между колесами, зато после отбоя не мог вылезть обрат­но. Пришлось трем солдатам поднимать кухонную тех­нику. Нашлись, конечно, и зубоскалы.

Кто испуган, тот наполовину побежден,— заметил Набоков, рассматривая смеющимися глазами изрядно перетрусившего кашевара.— Это, между прочим, Суво­ров сказал. И, между прочим, о военных поварах тоже.

После ужина в построенном на скорую руку между двумя танками большом шалаше собрался личный со­став батальона. Комбат напомнил бойцам об особен­ностях наступления в лесисто-болотистой местности в условиях морозной зимы, о тех больших трудностях, которые предстоит преодолеть всем без исключения — и рядовым танкистам и командирам, сказал, какого рода помощь он, командир батальона, ожидает от коммунистов и комсомольцев.

А потом слово взял комиссар.

— Через месяц страна будет праздновать двадцать четвертую годовщину Красной Армии,— сказал он.— А в праздники положено дарить подарки. И свой подарок Ждет от нас, танкистов, Родина-мать. Спросите, какой именно подарок? Скажу какой: это — освобожденная нами земля советская, это — вызволенные нами из фа­шистской неволи деревни, села и города наши. Там,— Набоков повысил голос, показал рукой на запад, — в на­ших домах хозяйничают оккупанты, там, не дождавшись нас, умирают отцы и матери, наши жены и дети. И нет нам покоя, нет нам праздника, покуда фашисты на со­ветской земле! Завтрашний бой, наш с вами первый бой, должен стать началом пути к Берлину!..

Утреннее безмолвие в лесу. Конец января. После ноч­ного снегопада деревья обновили свои белые шубы. На опушке, на полянах, в оврагах подросли сугробы.

Воины бригады выстроились на лесной поляне. Все в белых полушубках, а танкисты, кроме того, в меховых танкошлемах. На правом фланге 152-го танкового ба­тальона стоят его командир майор Иванов и комиссар старший политрук Набоков. Дальше — 149-й танковый батальон. Комбат майор Ложкин и комиссар старший политрук Комиссаров о чем-то назидательно толкуют бойцам первой шеренги.

Вид у людей бодрый, подтянутый. Все ждут коман­дира бригады.