Читаем На веки вечные полностью

Илларион очень кратко рассказал. Потом о себе, тоже коротко, говорил и Сергей Кузьмич. Помолчали несколько минут. Комбат, выпростав у печурки выку­ренную трубку, вдруг тихо запел какую-то песню на украинском языке.

Спой ты, Илларион, фронтовую.

Комиссар откашлялся, негромко, задумчиво начал:

Бьется в тесной печурке огонь.

На поленьях смола, как слеза.

И поет мне в землянке гармонь

Про улыбку твою и глаза...

А к третьему куплету присоединился и Гладченко.

Ты сейчас далеко, далеко,

Между нами снега и снега.

До тебя мне дойти нелегко,

А до смерти — четыре шага...

Разволновался комбат, снова стал набивать трубку.

Много куришь, Кузьмич,— заметил комиссар.— Или песня растревожила?

Она, она Илларион, песня. Когда слышу ее, то очень отчетливо вижу Оксану свою и мальчонка Саш­ку.— Встряхнул комбат головой и добавил, словно о чем-то другом: — А вообще-то хорошо, что ты ходишь в холостяках. Я со своими попрощался двенадцатого июня сорок первого в Белоруссии и с тех пор о них — ни слуху ни духу. Как и им — обо мне. А старики оста­лись в оккупированном Днепропетровске. Вот и лезут в голову всякие думы.

Мои родители тоже на оккупированной террито­рии, на Смоленщине,— тихо проговорил комиссар.

Ты в бригаде давно?

Третьего января сорок второго из Сталинград­ского тракторного пригнал первый эшелон с танками для бригады.

В землянку вошел начштаба батальона старший лей­тенант Лебедев.

Вот он знает,— кивнул на него Феоктистов.

Лебедев сообщил, что он сейчас проверял посты, службу люди несут отлично.

Потому что понимают,— резюмировал комбат;— Напиши приказ о благодарности, завтра объявим.— Гладченко предложил начальнику штаба сесть за стол.— А мы тут с комиссаром размечтались. Он своей «Землянкой» расстроил меня до чертиков...

Разговор продолжался еще долго. Рассказал о себе и Лебедев. Оказалось, он тоже поет и совсем неплохо. По просьбе комбата спел свою любимую:

Эх, дороги...

Пыль да туман,

Холода, тревоги

Да степной бурьян...

В эти дни немало дел было у политработников. Полукаров рекомендовал комиссарам и секретарям пар­тийных и комсомольских бюро батальонов заявления о вступлении в партию и комсомол рассматривать на открытых собраниях. Пусть все знают, с каким настрое­нием, боевым порывом вливаются лучшие бойцы и командиры бригады в ряды ленинской партии и Ленин­ского Союза Молодежи, какие клятвы и обязательства дают при этом, и убедятся потом, с какой самоотвержен­ностью выполнять их будут.

Уже рассмотрено около шестидесяти заявлений о приеме в партию. Кроме собраний, в ротах ведется обмен боевым опытом по специальностям. Налажена регулярная доставка свежих газет. Хотя бойцы замыс­ла командования и не знали, но, осведомленные о массо­вом сосредоточении наших войск, догадывались, что го­товится нечто грандиозное. Кое-кто поговаривал:

Скоро тут Гитлеру выдернут одну ноту.

Благодаря безотказной работе «солдатского телегра­фа» сведения об ожидаемых значительных переменах проникли и в бригадный медпункт. В результате за одну ночь около тридцати раненых тайком покинули лазарет и вернулись в свои подразделения. Прибежал в ба­тальон и командир роты Петр Гоголев.

Товарищ комбриг, ну что же мне делать — раз­бежались мои раненые! — удрученно докладывал Прованову военврач 2 ранга Степанов.

И правильно сделали, дорогой Александр Ивано­вич,— с озорной улыбкой отвечал тот.— Ну кому хочется в такое время торчать в вашем пропахшем лекарствами блиндаже! — Потом, вздохнув, Прованов сказал уже серьезно: — Ваш лазарет скоро пополнится новыми ра­неными. Так что готовьтесь...

Впрочем, танкистов можно было понять. Образ жиз­ни, который они вели сейчас, стал им основательно на­доедать. Активных боевых действий не вели, а от артил­лерийского огня и бомбардировок противника, которые время от времени возобновлялись, появлялись раненые, а то и убитые. Бойцы и командиры рвались в бой. К комбатам ежедневно обращались с одним и тем же вопросом:

Когда нас пустите в бой?

Капитан Гладченко в этом случае отвечал:

Придет время — не пущу, а прикажу.

Подготовка бригады к участию в контрнаступлении наших войск с целью окружения гитлеровской сталин­градской группировки была завершена. Боевую задачу довели до каждого бойца. Вечером 18 ноября во всех ротах была завершена рекогносцировочная работа с командирами танковых экипажей. Комбаты доложили Прованову, что все вопросы по взаимодействию с коман­дирами подразделений стрелковых полков согласо­ваны.

Товарищ Гладченко,— распорядился комбриг,— подберите толковых командиров для головной походной заставы и через полчаса пришлите ко мне, проинструк­тирую их лично.

У меня бестолковых командиров нет,— погладив мундштуком трубки усы, с улыбкой проговорил Глад­ченко,

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне