На веки вечные

Ну и накурили же вы, хлопцы! Как только ды­шите? От дыма во рту горчит,— сердито сказал комбат и присел около второй коптилки.

Один из командиров экипажей хотел было доложить по форме, но Гладченко только рукой махнул.

Отставить.

Товарищ капитан, это Ивановский смолит во всю ивановскую. За ночь извел весь сегодняшний табачный паек,— раздался из угла чей-то голос.— Теперь попро­шайничать будет.

В землянке засмеялись.

Ты, Тима, ври, да не завирайся,— с нарочитой обидой отозвался Ивановский.— Дай-ка мне лучше за­курить, а то у меня прикурить нечем.

Опять смех.

Товарищ капитан, а правду говорят, что когда в бою заробеешь, то обязательно надо или закурить, или чего-нибудь пожевать? — балагуря, спросил танкист Сильнов.

Комбат улыбнулся.

Воюю с первого дня, а такое слышу впервые. По-вашему, я оробелый, если курю? — И постучал труб­кой о край стола.

Вы — другое дело. Ваша трубка — это чтобы со­лиднее выглядеть.

Стало быть, комбат без трубки — замухрышка?

Снова общий смех.

Тогда слушай, Сильнов,— затянулся Гладченко.— Ты у нас танкист известней и человек уважаемый. Но знай — страх надо злостью к захватчикам вышибать, а не табаком. Тогда станешь сильнее и крепче духом. А от табака только дуреешь.

Комбат посмотрел на стрелка-радиста, плечистого и мощного Чумакова.

Правильно я толкую, Чумаков?

Только так, товарищ капитан! Как говаривал Александр Васильевич Суворов: «Где тревога — туда и дорога, где „ура" — туда и пора, голова хвоста не ждет!» — выпалил радист.

Кто же тут голова, а кто — хвост? — поинтересо­вался комиссар.

В бою, товарищ комиссар, всему голова тот, кто с оружием в руках первым встречает неприятеля, то есть рядовой воин. Я на фронте с начала войны, но от фа­шистов никогда не бегал, а они от меня — сколько угод­но. У меня закон: бить их без всякой пощады! Вы по­нимаете, если я не убил фашиста, скажем, улизнуть он сумел от меня, то у меня целый день болит вот тут.— Чумаков покрутил рукой по всему животу и сел на нары.

Вижу, настроение у вас доброе,— похвалил комис­сар.— Это хорошо.

А откуда быть настроению плохому? — вступил в разговор молчавший до сих пор Гоголев.— Капкан на зверя ставить идем!

В это время командир батальона пристально смотрел на Чумакова. Сказал:

Очень знакомо мне лицо твое, танкист. И голос тоже. Подскажи, не приходилось ли где встречаться?

Приходилось. Попробуйте вспомнить.

Комбат задумался. Чумаков засмеялся.

Не ломайте голову, товарищ капитан. В сорок пятой танковой бригаде вместе воевали. Я еще руку вам перевязывал.

Гладченко машинально посмотрел на свою повязку (рана заживала плохо, и комбат продолжал ходить с бинтом) и на Чумакова.

Вспомнил! — воскликнул капитан.— Почему же таился до сих пор?

Разговор был прерван командой, приглашающей тан­кистов на завтрак.

Завтракайте поплотнее,— предупредил их ком­бат.— Работенка предстоит веселая...

После приема пищи во всех батальонах прошли ко­роткие митинги, зачитали приказ    командарма-21.

10.

Холодную степь тронул утренний рассвет. Ровно в во­семь раздался залп сотен гвардейских минометов — «ка­тюш». Он явился сигналом для начала нашего артилле­рийского наступления.

Неблагоприятная погода задерживала появление авиации, однако это не сказалось на выполнении задачи. Прозвучала протяжная команда:

По маши-и-и-на-а-ам!

Заработали танковые двигатели. За огневым валом, под неумолчный грохот разрывов снарядов танковые батальоны старшего лейтенанта Федянина и капитана Гладченко с десантом пехотинцев старшего лейтенанта Лосева и во взаимодействии с подразделениями 293-й стрелковой дивизии устремились в направлении к поселку Калач, на хутор Советский, навстречу вой­скам левого крыла Сталинградского фронта.

Ни ответный огонь вражеской артиллерии, ни начав­шийся снегопад с пургой не могли остановить стреми­тельного продвижения советских танкистов. Вот голов­ной танк лейтенанта Павла Белова почти вплотную приблизился к обрыву длинной зигзагообразной балки. На несколько минут — остановка. Танкисты открыли огонь с места. На снег с тремя бойцами спрыгнул коман­дир отделения саперов сержант Иван Брыкин. В руках у них были тяжелые пакеты взрывчатки. А через не­сколько минут могучий взрыв поднял на воздух черные комья земли. Образовался достаточно широкий съезд. Машина Белова без труда скатилась по нему вниз. За ней последовали и другие танки. Тотчас же, несколько правее, подготовили второй такой же спуск. По нему пошли танк Лебедева и еще несколько машин.

Танкисты понимали, насколько дорога для них каж­дая минута. Быстрее вперед, не дать врагу опомниться, ошеломить его!

Появление в своем тылу советских танков, действи­тельно, привело противника в замешательство. Старший политрук Целищев, который ехал в одной из машин первой танковой роты, тут же радировал комбригу:

Противник бежит!

Не торопитесь с выводами,— охладил его Прова­нов.— Это бегут румыны, которые не хотят воевать с нами! — ответил комбриг.— За ними — враг посерьезнее.