На веки вечные

Танкисты заметили, как метрах в четырехстах от них делали перебежки вражеские артиллеристы. Присмот­релись и поняли: три их орудия разбиты, и солдаты те­перь прибиваются к четвертому. Вот уже откатили его немного назад, копошатся за щитом. Сейчас откроет огонь... И тут, словно вихрь, налетела на них тридцать­четверка Магомеда Гаджиева. Подмяла пушку под се­бя, раздавила... И замерла на месте. Немецкие автомат­чики, ошеломленные внезапным появлением советского, танка, бросились врассыпную. Ведя огонь на ходу, за ними кинулись бойцы командира стрелковой роты стар­шего лейтенанта Недайводина. Когда ротный достиг остановившегося танка, башенный люк машины медлен­но откинулся, и из него показалась голова Гаджиева. Он крепко зажимал рукой левый глаз. Все лицо лейте­нанта было залито кровью.

Быстрей вылезай из танка! — крикнул ему Недайводин. — Я перевяжу тебя.

Гаджиев повиновался. За ним выбрался наверх ба­шенный стрелок. Оба спрыгнули на землю. Ротный бы­стро перевязал раненого и, отведя чуть в сторону башен­ного стрелка, шепнул ему:

— У твоего командира выбит глаз. Принимай коман­дование экипажем. И не задерживайся, вперед!

Оказавшийся рядом автоматчик ефрейтор Бобров по распоряжению командира роты, взяв под руку лейте­нанта, повел его в ближайшее укрытие. Однако Гаджиев, словно почуяв какой-то подвох, резко вырвал руку и закричал:

Уж не думаете ли вы, что я отвоевался? Глаз — это пустяк, Я же вижу! — И побежал к танку.

Но его перехватил Недайводин.

Нельзя тебе, танкист! Срочно отправляйся в мед­санбат.

Гаджиев просяще глянул на командира роты.

Да пойми же, я — командир и парторг роты. Мой экипаж ждет меня. Ну что ты боишься за меня! Поду­маешь — глаз зашибли. Ничего, проморгаюсь!

И он бросился к своему танку, который уже медлен­но сползал с подмятой под собой немецкой пушки. Все онемели от неожиданности. Недайводин и подоспевшая к этому времени военфельдшер Валентина Сергеева по­бежали за ним, но удержать его не удалось. В эту ми­нуту воздух огласился ревом вражеских самолетов. Все вокруг моментально покрылось разрывами бомб. Недай­водин кинулся в глубокую воронку. В другой, еще ды­мящейся, оказалась Сергеева.

Магомед Гаджиев на ходу стал подниматься на борт своей машины, но взрывная волна от упавшей рядом бомбы отбросила его в сторону, и лейтенант исчез в черно-бурых облаках дыма и пыли. Вокруг танка разо­рвалось еще несколько бомб...

Бой продолжался.

Кто-то постучал в башню остановившегося на ми­нуту танка Гоголева.

Командир, открой! — послышался громкий голос —  Кто? —  Я, Лебедев.

Старший лейтенант открыл люк. На борту, держась за башню, стоял до предела утомленный, весь в пыли и копоти начальник штаба батальона Николай Лебедев. Он был назначен на эту должность после гибели капи­тана Кривцова.

Коля, живой? — обрадовался командир роты,

Функционирую,— улыбнулся тот.

Вот что, спрячься на всякий случай за башню.

Лебедев послушался. И вовремя. По башне момен­тально ударила длинная пулеметная очередь.

—- Ну, какие новости, командир?

Новости все те же, старые: Жмет, лютует фашист, спасу нет. Только что рассчитался с батареей. Пока расстреливали пушки, куда-то исчез с танка комиссар Пынченко. Как в воду канул.

Я его только что видел. Командует батальоном. Поляйина-то нет... Он лично возглавил атаку, был тя­жело ранен и вскоре умер. У них там вышли из строя почти все командиры взводов. Лейтенант Альбегов ра­нен. Словом, из ротных остался один Недайводин. Жал­ко Мишу Гаджиева. Потерял глаз и еще полез в бой, попал под бомбежку — и от него ничего не оста­лось...

Зачем же ему позволили? Попробуй, удержи. Бросился к своему танку, слов­но бешеный. В общем, есть и другие новости, но о них после. А сейчас немедленно поверни свою роту к разъез­ду. Я побежал к Набокову.

И Лебедев спрыгнул с танка.

Через несколько минут рота Гоголева почти вплот­ную подошла к разъезду 564. Впереди, метрах в двух­стах от командирской машины, по левому флангу роты вели огонь два вражеских танка. Старший лейтенант приказал механику-водителю под прикрытием холма, по­логий склон которого начинался тут же, у танка, выйти стрелявшим во фланг. Когда этот нехитрый маневр был выполнен, экипаж в упор ударил по первой, ближайшей; машине, и она загорелась. Вторая попыталась развер­нуться в сторону разъезда, но тут же и она получила снаряд. Экипажи обоих вражеских танков моментально; покинули свои объятые пламенем бронированные убе­жища. С ними без труда покончил стрелок-радист.

«Сокол-один»! — послышалось в наушниках Гого­лева.— Доложите, почему разрушаете жилые постройки?

Это был голос Набокова. Командир роты повернул оптический прибор влево и заметил, как на южной окраи­не разъезда над одним из домов поднялось зарево по­жара. Он вызвал на связь лейтенанта Фетисова.

Федор Сйдорович, сейчас же прекрати расстрели­вать дома!

Фетисов был на пять лет старше командира роты, и поэтому Гоголев всегда величал его по имени-отчеству.

С краю моя хата, что хочу, то и делаю с ней! — сердито отозвался тот.

Столь неуважительный ответ обозлил старшего лей­тенанта.