На торный путь

– Господарь Молдовы Григорий Гика, про что мне ведомо точно, удрал к туркам, – заверил фельдмаршала Кантемир и сокрушённо вздохнул: – Жалко, Вели-паша ушёл. Пленные говорят, у сераскира поначалу было чуть ли не восемьдесят тысяч, а после разгрома он с малым отрядом в деревне на берегу Прута укрывался, потому как войско его разбежалось.

– Отчего же тогда, коли представился случай, твои валахи его не взяли? – нахмурился фельдмаршал.

– Так они… – заикнулся было Кантемир, но затем, ловко изобразив удивление, спросил: – Почему мои?

– Да потому. – Миних в упор посмотрел на Кантемира. – Гетман Потоцкий жалобу в Петербург отправил, а там он пишет, будто это ты разорил его поместье.

– Я?.. – Князь честно округлил глаза. – Конечно, я помню, что пан коронный гетман учинил со мной в Бродах, но, клянусь, я ничего не разорял и не грабил.

Сейчас Кантемир говорил искренне, поскольку он и вправду уехал ещё до того, как его валахи принялись бесчинствовать в гетманской усадьбе.

– А тогда кто? – Миних так и впился взглядом в Кантемира.

– Так, может, гетман не ошибся – наверно, валахи, те, что из турецкого войска сбежали. Им как раз способно сейчас польские земли грабить.

Фельдмаршал задумался. Ему вспомнилось, что, когда он шёл через Польшу, в русский лагерь паны чередой шли жаловаться на насилия, чинимые войском. Когда же неприятель был разбит и Хотин взят, поляки сразу заговорили иначе, а в его ставку потянулись депутации, объявлявшие себя друзьями России. Однако Миних был убеждён: погуби неприятель его армию безвозвратно, и поляки, желавшие русским зла больше, чем татарам, собрав несколько корпусов, непременно затеяли бы войну, и значит, в Петербург лучше отписать так, как говорит Кантемир…

На третий день пребывания в Яссах фельдмаршал распорядился собрать молдавский диван и сделал ему объявление о контрибуции, а также о поставке для нужд армии съестных припасов и фуража. После долгого обсуждения диван обязался содержать двадцать тысяч войска, предоставив квартиры, провиант и фураж. Также было достигнуто согласие обеспечить русских всем за счёт дивана и ещё дать три тысячи пионеров, которые должны будут вести работы по укреплению города, заодно предоставив для их нужд должное количество подвод.

После того как всё было сговорено, фельдмаршал отправился лично осматривать прилегающую местность, чтобы самому указать инженерам, коим было поручено начертить нужные планы, где и какие делать верки, которыми он намеревался дополнительно окружить уже имеющуюся крепость. По окончании всех неотложных дел Миних, оставив в Яссах гарнизон из трёх пехотных полков, усиленных гусарами и валахами Кантемира, счёл возможным возвратиться назад в лагерь русской армии, обустроенный за это время вблизи Прута.

* * *

Находясь неотлучно у себя в ставке, фельдмаршал Миних обдумывал дальнейшие планы. По его убеждению, ситуация складывалась благоприятная. Обстановка была спокойная, турки, как считал Миних, пребывают в ужасе от нанесённого им поражения, и, значит, чтобы закрепить достигнутые успехи, войну следует продолжить ещё на год, имея целью перейти Дунай, а затем, вторгшись во владения султана, двигаться дальше. Ещё Миних полагал, что до окончания похода надо идти к буджацким татарам и даже, если удастся, с ходу взять Бендеры.

Поскольку наилучшие зимние квартиры для войск были запасены, фельдмаршал, донеся об этом как своему двору, так и римско-императорскому генералитету в Венгрии, ждал новых инструкций. Пока же Миних для проведения тщательной разведки отрядил сильные партии гусар и донских казаков одной частью в Буджакскую Татарию, а другой – к турецким провинциям, граничащим с Семиградьем. Фельдмаршал рассчитывал, что его планы петербургским двором будут приняты, однако, в надежде на поддержку, он ещё ранее отправил письмо герцогу курляндскому, где писал:

«Ваша светлость!

Надобно признаться, что Бог истинно благословляет предприятия Ея Величества государыни. Река Прут, принесшая некогда несчастья России, теперь нам благоприятствует и послужит основанием к твёрдому и счастливому миру».

Далее фельдмаршал, упомянув о богатейших трофеях, повествует о переходе через разлившийся Днепр в начале похода, а затем подробно излагает весь ход кампании. О себе лично Миних ничего не сообщает, но за всем сказанным легко угадывается его персона, особо тогда, когда идёт речь о разгроме сераскира, пленении Колчак-паши и взятии Хотина, на верках которого было полторы сотни пушек, доставшихся русской армии без единого выстрела. В заключение фельдмаршал пишет:

«Никакая армия не выказывает столько охоты драться, как наша. Каждый день я принимаю торжественные депутации и получаю письма из Польши с поздравлениями, и нет сомнений, что с Божьей помощью поход окончится к славе нашей».