На торный путь

Затем, постаравшись как-то унять охватившее его раздражение, фельдмаршал несколько раз внимательно перечитал написанное и, поскольку теперь оно ему показалось излишне резким, посчитал нужным смягчить сказанное, выразив некое сочувствие. Обдумав, что в данном случае будет более приличествующим, Миних снова взялся за перо и продолжил:

«Я вижу из вашего письма, что обстоятельства, кои вы мне описали, для вас столь же прискорбны, как и для меня. Из журнала вашего я усматриваю, что войска у вас были в хорошем состоянии, а в Белграде находился значительный гарнизон, способный долго противостоять туркам и даже заставить их снять оcаду, решившись на вылазку, которую, без сомнения, поддержала бы армия, славившаяся своей храбростью. У нас действительно надеялись на такой конец, так как мы разбили неприятеля, заняли Хотин и уже были готовы идти к Дунаю, что явно умалило бы спесь стоявших под Белградом турок».

Последняя фраза против воли Миниха отдавала горечью, и он счёл за нужное более таких отступлений не делать, а прямо излагать то, что думает. А думал он, что имперские генералы всё это хорошо знали и им следовало выждать исход предприятия, но вместо этого фельдцейхмейстер Неперг привёз известие, что прелиминарные статьи мира уже подписаны. Между тем, как сразу обратил на это внимание Миних, в своём письме Лобкович умолчал об условиях, и фельдмаршалу пришлось вызнавать о них другими путями, иначе он так бы и пребывал в неведении. По убеждению Миниха, это говорило о малом уважении, и он уже без стеснения написал:

«Во-первых, если Белградская крепость должна быть срыта, не есть ли это противное чести условие?

Во-вторых, вместо того, чтоб, имея возможность, оборонять Белградскую крепость, а крепость Орсову просто срыть, обе крепости уступают туркам, так открывая дорогу в Трансильванию.

В-третьих, если правда, что империя уступает Сербское королевство, когда верные союзники везде одерживают победы, то нет ничего противнее интересам обоих наших императорских дворов».

Снова отложив перо, Миних погрузился в размышления. Теперь он думал, что же стало с этим священным союзом, долженствовавшим существовать меж обоих дворов. Со стороны русских берут крепости, но со стороны имперцев их уступают неприятелю. Русские захватывают княжества и провинции, а имперцы отдают неприятелю целые королевства. Русские доводят неприятеля до крайности, а имперцы уступают ему всё, что он захочет, умножая тем его спесь. Русские ведут войну, тогда как имперцы заключают перемирие, а затем и мир. Да ежели б армия императора и впрямь была доведена до крайности, то венский двор при помощи государыни мог заключить приличный мир. Придя к такому заключению, Миних счёл необходимым написать следующее:

«После всего сказанного хочу обратить внимание на то, что моей государыней было за прошедшее время достигнуто:

1. Она без чужой помощи окончила войну в Польше против польских конфедератов.

2. Она в одиночку начала поход против турок, оставив Вене решение – воевать или нет.

3. Её армии взяли крепость Азов, опустошили Кубань и покорили тамошних татар.

4. Завладела Перекопом, дошла до Козлова, Карасубазара, Бахчисарая, разорив всё.

5. Войсками императрицы взята крепость Очаков с её многочисленной артиллерией.

6. Русский флот проделал четыре похода, хотя Азовским морем владел флот турок.

7. Войска императрицы разбили турок, взяли Хотин и полностью покорили Молдову».

Решив для краткости не перечислять других действий, совершённых в пользу венского двора, Миних какое-то время подержал перо в руке на весу и, подумав, как лучше завершить полное скрытых сожалений письмо, по-военному прямо изложил главный вывод:

«Скажу только, что можно было бы смело довериться такой верной союзнице, не прибегая к постыдному и вредному миру. Равно нет веры тому, что венский двор нёс наибольшую тяжесть войны, впрочем, я предоставляю имперцам честь иметь противником самого великого визиря. Что касается нас, то если турки не предложат нам мир на выгодных условиях, я продолжу враждебные действия.

Прошу сообщить мой ответ фельдмаршалу Валлису.

Имею честь быть…»

Фельдмаршал приложил личную печать и, не отрываясь, долго смотрел на резко выделившееся изображение фамильного вензеля. На какой-то момент Миниху снова показалось, что тон письма весьма резок и отдельные формулировки, пожалуй, следовало изменить. Конечно, втайне Миних ещё надеялся, что, несмотря на заключенный цисарем мир, дальше может произойти разное. Тем более что он уже двинул армию к Буджаку, а по окончании похода, никак не желая уходить из Молдавии, решил оставить войска на зимних квартирах вблизи Ясс.

Однако тут висевший над входом полог откинулся, и в шатёр вошёл чем-то явно встревоженный адъютант фельдмаршала полковник Манштейн.

– Что? – Миних оторвался от созерцания письма. – Есть новости?

– Да. – Манштейн сделал шаг вперёд и доложил: – Лазутчики сообщают, что всё турецкое войско, бывшее под Белградом, идёт к нам.