На свободе (ЛП)

   Он снова появился в гостиной, пахнущий дымом и ветчиной, сел и, закинув ногу на ногу, продолжил.

   Кейзер. Прошу простить за небольшие отлучки; старуха очень нетерпелива, и вы должны относиться к ней с юмором, если хотите жить спокойно. Итак, сэр, как я уже сказал, в тот день я совершал прогулку вдоль ручья, на углу кукурузного поля; я собирался перебраться через него вброд, когда, внезапно, моя лошадь...

   Миссис Кейзер (снова у двери). Кейзер, ленивый бродяга! Почему ты еще не подоил коров? Ты сегодня не получишь ни крошки, если не подоишь коров. Ты не получишь даже корочки хлеба, или мое имя не Эмелин Кейзер!

   Кейзер вскочил на ноги и в припадке безумной ярости швырнул стул в миссис Кейзер; та схватила кочергу и направилась к нему. Мы поспешили удалиться; а когда садились в коляску, собираясь возвращаться домой, мистер Кейзер, отводя глаза в сторону, сказал:

   - Джентльмены, я расскажу вам историю о лошади в другое время, когда старуха будет поспокойней. Всего хорошего.

   Я обязательно попрошу его написать об этом. Мне очень хочется узнать, что случилось с этой лошадью возле ручья.

   Баттервик купил лошадь у своего друга в городе, но у животного обнаружились странности столь необычного характера, что его невзлюбили. Баттервик, по этому поводу, сказал мне следующее.

   - Когда я впервые сел на нее, то с удивлением обнаружил, что у нее имеется непреодолимая тяга пятиться. Казалось, она была убеждена в том, что ее задние ноги являются передними, и что она обязательно должна видеть собственный хвост; и всякий раз, когда я понукал ее двигаться вперед, она пятилась назад, пока я не принуждал ее к тому хлыстом; но даже тогда, перемещаясь надлежащим образом, она имела вид, будто везет в коляске сумасшедшего, не отвечающего за свои поступки. Однажды, когда мы спускались по улице, это ее убеждение стало настолько сильным, что она внезапно остановилась, подала коляску назад и высадила стеклянную витрину аптеки Маки. После этого я стал запрягать ее мордой к коляске, и тогда, казалось, она чувствовала себя более удовлетворенной, однако иногда становилась слишком общительной, принимаясь хватать меня за ноги.

   Кроме того, ее необычное расположение приводило к неприятным замечаниям, когда я выезжал, а когда я останавливался и пытался привязать ее хвост, у нее обнаружилась ужасная привычка лягать любого, кто приближался к ней сзади; по всей видимости, она считала в этом случае, что ее хотят ударить.

   Она не была верховой лошадью; не то, чтобы она пыталась сбросить своего всадника, но всякий раз, когда на нее надевали седло, она испытывала какой-то зуд, и всегда старалась потереться сидевшим на ней о дерево, или забор, или угол дома, - что оказывалось поблизости, - а если ей удавалось его лягнуть, она была просто счастлива. Последний раз, когда я ездил на ней верхом, был день свадьбы мистера Джонсона. Я надел свой лучший костюм, а по дороге на празднество мне нужно было перебраться через ручей. Когда лошадь оказалась посередине, она напилась, а затем огляделась вокруг. Затем снова напилась и осмотрелась. После чего, внезапно почувствовав усталость, легла прямо в ручье. К тому времени, когда она отдохнула, я достаточно вымок, чтобы вернуться домой.

   На следующий день она заболела, и Патрик сказал, что это эпизоотия; он смешал в ведре теплый корм со скипидаром. В ту ночь у лошади случились спазмы, и она выбила копытами из стойла четыре доски. Джонс сказал, что у нее вовсе не эпизоотия, а гельминтоз, и что скипидар нужно было использовать не внутренне, а снаружи, и мы натирали ее скипидаром, а на следующее утро у нее выпали все волосы.

   Полковник Коффин сказал мне, что если я и в самом деле хочу знать, что с моей лошадью, он просветит меня на этот счет. Это был сап, и если ей не пустить кровь, она может умереть. Полковник так и сделал, после чего лошадь стала такой худой, что у нее без труда можно было пересчитать ребра.

   Тогда я пригласил ветеринара, и тот сказал, что с лошадью ничего не случилось, ей нужно отдохнуть и "поправить дыхание". В результате лошадь непрерывно кашляла в течение двух дней, словно у нее была чахотка, и между приступами кашля лягнула конюха через перегородку и перекусила пополам нашего черно-коричневого терьера.

   Я подумал, что небольшая прогулка поможет ей поправить здоровье, поэтому однажды выехал на ней, но она двигалась так, что я боялся, - она сейчас упадет и развалится на части. Когда мы достигли вершины холма Уайт Хаус, - довольно крутого, возле самой дороги, - она остановилась, несколько раз вздрогнула, пару раз кашлянула, попыталась что-то лягнуть, а затем легла и покатилась по склону вниз. Я успел выскочить из коляски, и наблюдал, как она скользит вниз, к подножию, а коляска тянется за ней. Когда я добрался до нее, лошадь была уже мертва, а фермер, живший по соседству, сказал, что виной всему - пошатывание.

   Я продал ее ему за восемь долларов, - он хотел использовать ее кости и шкуру; после чего ушел. Не думаю, что соберусь купить еще одну лошадь. Мой опыт в этом деле не кажется мне обнадеживающим.