На последнем рубеже

И знаете, с чем я столкнулся? Доподлинно полной и правдивой информацией на этот счёт никто не владеет. Данные из разных источников противоречат, а порой и исключают друг друга. К примеру, один исследователь пишет, что оборона города осуществлялась без артиллерии, хотя ранее сам указывает, что в боях участвовал зенитный дивизион. Другой говорит — да, была, но перечисляет такое количество артиллерийский частей, что впору усомниться. Он называет штатное расписание полнокровной дивизии, но 148-я сд в декабре 1941 г. НАСТОЛЬКО укомплектованной быть просто не могла — на фронте страшный дефицит артиллерии, Рокоссовский на самом опасном участке под Москвой бьёт панцеры из осадных орудий последней Русско-турецкой войны. А третий исследователь опровергает последних двух, утверждая, что у немцев в боях за Елец не было танков. Единицы бронетехники — броневики, БТР, самоходки, артиллерийские тягачи — возможно, но никак не танки.

Учитывая, что с этим исследователем я общался напрямую, и он аргументировал свою позицию, его версия показалась мне более объективной. Хотя в то же время его слова в некоторых вопросах опровергаются здравым смыслом. Это если говорить о том, что железнодорожная станция не имела зенитного прикрытия или что немцы были вооружены не штатной самоходкой «штугой», а редкими «панцерягерами», ломавшимися ещё на автобанах Австрии (куда уж им до бездорожья осенне-зимней России).

Одним словом, нас там не было, а кто был, уже достиг крайне почтенного возраста. Их воспоминания размыты и бессистемны, подавляющее большинство из них не имеет никакого представления об армии. Кто из них сможет отличить противотанковое орудие от зенитного или полкового? Или кто поймёт, что перед ним не танк, а гусеничный тягач с пулемётом или самоходка с не вращающейся башней?

Я решил, что при создании романа буду обращаться хотя бы к общей информации, не противоречащей здравому смыслу и логике боя. Но в то же время я понял, что хочу вложить в книгу нечто большее, чем просто хронология событий и подробности схваток.

…Ты когда-нибудь задумывался, мой дорогой читатель, что благодаря современным кино и книгам мы знаем всего два образа солдат Великой Отечественной: практически голливудских коммандос (наверняка с них и срисованных) или молодых бойцов-неумех, что в то же время готовы пожертвовать собой (зачастую — глупо) по одному слову командира? Этаких фанатиков, бегущих в полный рост на пулемёты с бравым криком «ура»?

Что самое страшное, мы убеждаемся, что герои современных боевиков или драм безнадёжно далеки от нас, мы не узнаём, не видим в них своих родственников, дедов и прадедов. Только правильно ли это? Быть может, люди перестают интересоваться собственной историей, забывают подвиги предков именно благодаря этой безнадёжной киношности?

И я решил сломать стереотип. Я писал, беря за основу воспоминания некоторых фронтовиков, писателей, что правдиво и без пафоса пишут о войне, историю своей семьи. Быть может, у меня и не очень получилось, но я пытался оживить в своей книге не бесконечно далёких героев, не фанатиков, а обычных людей. Тех, кто делал в своей жизни ошибки и раскаивался в них, тех, кто обижался и прощал. Тех, кто невероятно сильно боялся смерти, но находил в себе мужество сражаться. Тех, кто недоедал на гражданке, порой плохо питался и на передовой и всё время хотел есть. И спать, кстати, тоже.

Вот она, правда. Все фронтовики, все участники Великой Отечественной — обычные, смертные люди со своими слабостями, страхами и недостатками. Они жутко боялись умереть или быть покалеченными — мы себе и представить не можем, насколько. Ведь, в отличие от нас, наши прадеды и деды каждый день заглядывали в лицо смерти и страданий, они знали, что ждёт большинство из них. И поверьте: очень мало людей, кто способен с этим мириться.

Помимо жажды жизни, желания от пуза наестся и наконец-то выспаться (да после баньки и на чистом белье), большинство фронтовиков пускай и втайне, но мечтали любить. Ведь всё дело в том, что тяготы войны на своих плечах вынесли не взрослые, дюжие мужики (хотя и они тоже), а молодёжь призывного возраста, 18-ти лет. Кто-то сбегал на фронт и в 17. Много кто успел создать семью, родить детей? А сколько из них вернулось домой? Один из десяти, в лучшем случае. ОДИН из ДЕСЯТИ. Вдумайся, читатель.

Конечно, было не так, чтобы только бой отгремел, и каждый сразу начинал думать о бабах да о детях. Нет, война застилала собой всё, люди отходили душой только на переформировке, в госпиталях или получая письма. А в своём первом бою большинство бойцов вообще не успевало о чём-либо подумать: смерть приходила раньше.