На последнем рубеже

70 метров… 50… Рёв скорострельного МГ бьёт по ушам несколько мгновений позже, как чудовищный удар в правую руку и бедро опрокидывает меня на землю. Притаившийся с противоположной стороны улицы немецкий расчёт накрыл бегущую группу, открыв фланкирующий огонь в упор, разом смахнув человек 7. Оставшиеся бойцы падают в снег, открывая беспорядочную и хаотичную стрельбу. Кто-то привстаёт для броска гранаты, но очередь вражеского пулемётчика прошивает смельчака, отбросив его тело назад.

Пульсирующая толчками боль туманит сознание. В голове бьётся только одна мысль:

— Это конец… Прости, любимая…

Центральная часть города. Район Собора.

Боец Елецкого партизанского отряда Дмитрий Хрипунов.

— Вот твари!!!

Немецкие пулемётчики замаскировались настолько хорошо, что, лёжа буквально в 10 метрах от врага, мы даже не почувствовали его присутствия.

Первая же очередь скорострельного пулемёта как корова языком смахнула половину атакующей группы красноармейцев. Оставшиеся залегли и попробовали оказать сопротивление; привставшего для броска гранаты бойца пули ударили в грудь, отбросив его назад. Секунду спустя раздался взрыв — и новые крики боли.

Но звук взрыва, ударивший по ушам, заставил нас с Кузьмой встрепенуться. Ошарашенные пулемётной стрельбой, смертью наших бойцов и осознанием того, насколько близко мы находились к собственной гибели, на некоторое время и я, и товарищ буквально оцепенели. Но сейчас практически одновременно схватились за карманы в поисках оставшихся гранат.

— У меня нет!

Кузьма вперился в меня взглядом, исполненным чувством вины и надеждой. Но я и так нашарил в кармане мелкую немецкую гранату, похожую на яйцо.

Трясущимися пальцами скручиваю колпачок, обрываю тонкую нить, на которой он болтается. Всё, в руках боевая, выставленная на боевой взвод граната, что взорвётся через 4–5 секунд — точно не помню. Поняв это, я с ужасом смотрю на приведённую в действие живую смерть в моих ладонях.

Сколько уже секунд прошло? Одна, две?

Товарищ выхватывает «яйцо» из руки и силой пуляет к немцам.

— Ты что, придурок, нас чуть не взорвал!!!

«Яйцо» Кузьма бросил не целясь, но с 10 метров не промахнулся. Лёгкий хлопок гранаты — и пулемётная очередь обрывается.

Но это не конец. Мы видим, что фрицы всё ещё ворочаются, один из них приподнимается, развернувшись в нашу сторону с зажатым в руке пистолетом.

— Стреляй!!!

Мы кричим одновременно и так же одновременно начинаем бестолково тянуть за спусковые крючки мелкокалиберных винтовок, незадолго до начала боёв переделанных в «боевые». Убойный эффект и так сомнителен, так мы ещё и бьём точно в «молоко», не находя в себе мужества хоть на мгновение остановится и взять точный прицел. Немец уже наводит своё оружие; как мне кажется, дуло пистолета нацелено точно в мою голову.

Сейчас фашист нажмёт на спуск, и меня не станет.

С этой мыслью кожу на спине словно обжигает смертным холодом.

Ну вот и всё…

Враг дёргается корпусом, словно от удара; в сторону от его тела отлетает какой-то кусок. Немец падает вперёд, так и не сделав ни одного выстрела.

Пулемётчиков добивают красноармейцы, открывшие бешеную стрельбу сразу после взрыва нашей гранаты. По бойцам тут же начинают вести огонь из окон ближнего дома (а может, вели и до того, но я просто не замечал?), но пулемётов у немцев там нет. Горстка уцелевших красноармейцев огрызается, но их слишком мало, и все они лежат на открытом пространстве…

— Урра-а-а!!!

Слева к двухэтажному кирпичному дому бежит вторая группа бойцов, ведомых долговязым и каким-то нескладным командиром. Перед самыми окнами он падает, поймав автоматную очередь, но остальные красноармейцы запрыгивают в окна, из которых тут же доносятся ожесточённый мат, крики, стрельба… Через минуту из задней двери и окон выпрыгивают несколько фрицев, кто-то сразу падает, поймав пулю в спину. Судя по звукам, схватка в доме ещё продолжается, но побеждают однозначно наши.

Кажется, помощь красноармейцам здесь больше не нужна; да, честно говоря, как-то не хочется лезть с нашими пукалками под немецкий огонь. И куда делась вся отвага, с которой мы, молодые партизаны, шли сегодня в бой?

Впрочем, если подобрать винтовки павших бойцов…

Мы с Кузьмой потихоньку подползаем к телам погибших воинов. Но подбираться совсем близко становится страшно; несмотря на то, что уже несколько дней в моём родном городе идут бои, и я принимал в них пусть не самое деятельное, но всё же участие, к мёртвым, как и к самой смерти, я ещё не привык.

— Ну же, давай!