На последнем рубеже

Мой совет Кирюхе (кажется, Кирюхе — боец из третьего взвода, с которым мы до того особо не общались) поменять позицию был, конечно, разумным, но вот воспользоваться им ни он, ни я не смогли: лучших укрытий, что хоть как-то могут нас защитить, во дворе больше нет. Нам обоим приходится заползти за шпалы и беспомощно ждать, когда фрицы подберутся и забросают нас гранатами. Или ударят из огнемёта — хрен редьки не слаще.

— Кирюх, нас так скоро взорвут или сожгут не за понюх табаку.

Боец кривится в невесёлой усмешке:

— Что предлагаешь?

— Ты засёк, откуда пулемёт хреначит?

— Да.

— Гранатой добросишь?

Кирюха зло на меня смотрит:

— Да я только высунусь, он тут же меня смахнёт!

— Не смахнёт! Давай как у берега: я поднимаюсь, две-три очереди, а ты в это время бросаешь «колотушку». У неё ж время горения запала секунд 5–6? Так вот, начинаешь отчёт, на раз отрываешь колпачок. На два я поднимаюсь и жарю в сторону пулемётчика три секунды. На три бросаешь гранату. Даже если чуть в сторону, в воздухе взорвётся, германцев сверху осколками уделает. Понял?

— А куда стрелять, знаешь? Не меня, так тебя фриц первой очередью свалит.

— Так ты скажи.

— Ну… чуток слева, метрах в 40, у каменного сарая спрятались.

— Чуток — это сколько?

Кирюха мучительно прикидывает, как лучше мне объяснить. Внезапно меня озаряет:

— Кир, если представить пространство перед нами как циферблат, как часы, на каком положении немцы?

Парень секунду представляет, что да как, затем его лицо озаряется пониманием:

— Да на половину одиннадцатого!

— Порядок! Готовь гранату!

Товарищ заметно бледнеет, но, кивнув, быстрым движением раскручивает колпачок гранаты и обрывает нитку, на которой держался пластмассовый шарик.

Раз.

Рывком встаю, приготовившись бить в сторону пулемётного расчёта. Вот он, каменный сарай. Справа встречное движение. СПРАВА ВСТРЕЧНОЕ ДВИЖЕНИЕ!!!

Два.

Разворачиваю свой ППД и тяну за спусковой крючок. Пистолет-пулемёт дёргает в руках от отдачи, но первая же очередь сбивает с ног замахнувшегося для броска гранаты фрица.

Три.

Кирилл резко распрямляется и метает «колотушку». Одновременно со стороны сарая я краем глаза замечаю вспышку огня. Я не слышу ещё рычащего звука немецкого пулемёта, как меня с силой бьёт меня в плечо и опрокидывает на спину.

Четыре.

Впереди негромко хлопают взрывы обеих гранат. Слышится злая ругань на немецком. Кирюха бросается ко мне, перевязывать.

Пять.

— Кир… Кир, там на час дня… метрах в 25… фрицы… Много, не меньше отделения… Давай их гранатами, а то перебьют как кутят!

Товарищ молча кивает и достаёт очередную «колотушку». Эх, слишком медленно срабатывает трофейная граната…

Вспомнив о подобранной эргэдэшке, нашариваю её правой, неповреждённой рукой. Еле слушающейся левой сжимаю стакан гранаты и проворачиваю ручку; встряхиваю её, выставляя на боевой взвод.

Раз, два.

Три. Что есть силы бросаю эргэдэшку через шпалы. Учитывая, что метнул сидя, и во время броска сильнейшим образом отдало в раненом плече, улетела она недалеко, метров на 10. Но, бросив с двухсекундной задержкой, я слышу характерный взрыв на четвёртой, а сразу за ней яростные немецкие крики и дикий, заложивший уши крик боли.

Есть!

— Кирюха, давай ещё гранаты!

— Уже!

Очередная «колотушка» перелетает через наше импровизированное укрытие; но, как и я, Кирилл метнул её, не высовываясь из-за шпал. Бросаем, не видя противника, вслепую — так нас просто обойдут. Но и высовываться опасно.

— Кир, у меня ещё полдиска патронов, не меньше! Давай снова «колотуху» с задержкой бросишь и поточнее, а я прикрою.

— Давай!

Товарищ скручивает колпачок гранаты и отрывает шарик, пока я заставляю себя привстать. Дикая боль пронзает всё тело, от плеча до ног; я не могу сдержать невольного вскрика — но всё же поднимаюсь на ноги и рывком правой забрасываю ППД на верхние шпалы. Крепче вжимаю приклад в плечо и тут же тяну за спуск.

На этот раз длинная, рассеянная очередь никого не зацепила; я и не надеялся на успех с одной здоровой рукой. Но главное мне удалось: немцы вновь залегли, пока Кирилл удачно забросил «колотушку» к кучке из трёх залёгших за забором соседнего дома фрицев. Граната взорвалась в воздухе, изрешетив тела врагов градом осколков.

…Яркая вспышка слева — и я вновь оказываюсь на земле; дикая боль в левой челюсти заглушает все остальные чувства.

— А-А-А-А!!!

Воя на одной протяжной ноте, нашариваю здоровой рукой разбитую челюсть. Язык посечён чем-то острым, во рту ощущаются осколки разбитых зубов; пальцы касаются чего-то влажного и горячего.

Чьи-то руки переворачивают меня на спину:

— Санёк, нормально, жить будешь! Пуля по касательной зацепила, только зубы выбила. Гляди — наши на подмогу идут!

И действительно, с той стороны реки доносятся всё более частые выстрелы «порт-артуровок», сплошной бас «максимов» и яростный рёв сотен глоток:

— УРРА-А-А-А!!!

Жить буду… Жить буду…

Центральная часть города. Район Собора.