На мохнатой спине

Это случилось три недели назад. Банда хунхузов, просочившаяся из Маньчжоу-Го, разграбила и вырезала несколько уединённых хуторов близ урочища Делюн-Болдок в Даурии, а потом ушла обратно за кордон, скоротав путь через монгольские пустоши. Отследить их путь и навести на них кавалерию был немедленно отряжён из Краснокаменска лёгкий аэроплан. И его ни с того ни с сего сбили японцы, заявив потом, будто он вторгся в «воздушное пространство независимого и суверенного государства Маньчжоу-Го», что, не говоря уж о брехне про независимость, было заведомой ложью даже технически: биплан упал в Монголии чуть ли не в пятнадцати километрах от передовых японских постов. Стало быть, это, наоборот, японский «ки» пересёк границу да к тому же открыл огонь над чужой страной; позже осмотр остатков нашего самолёта показал, что стреляли в него из задней полусферы, в спину. Мало того – самураи ещё и усиленным мобильным взводом этак запросто через кордон махнули, чтобы захватить пилота, если тот вдруг остался жив, а если и нет, то уж, во всяком случае, уцелевшие документы и карты. Монголы самураев сперва перехватили, те завязли в стычке, потом подоспели наши и взяли японский клинышек в клещи. И пошло-поехало…

– Подумаешь – союзник, – пренебрежительно шевельнул пальцами тесть. – Не будешь же ты утверждать, что тамошние пустыни и степи для СССР так же важны, как Киев, Львов или Краков. Да там тыщу километров туда, тыщу сюда – никто и не заметит. А здесь – мост в Европу, источник всей вашей культуры.

Я досчитал до десяти.

– У меня предложение, – сказал я, персонально обращаясь к Маше. – Мы сделать всё равно уже ничего не можем. Поэтому стиснем зубы и перенесём молча. Давай жить как ни в чём не бывало.

– Послушай, – сказала Маша. – Только честно. Ты действительно не знал?

– Честно, – ответил я. – Действительно.

– Не ты его подговорил?

– Да опомнись!

– С тебя сталось бы. Самому геройствовать уже не с руки, и возраст не тот, и Кремль не отпустит – так вот сына послал.

– Маша, он сам.

– Это так на тебя похоже…

– Ты мне льстишь. Но в общем, наверное, не должно быть слишком уж удивительно, что мой сын на меня слегка похож.

– Совсем не льщу. Я имела в виду малодушие. Сначала наворотить и только потом рассказать.

– Чего ж я такого наворотил?

– Тебе лучше знать.

Я опять досчитал до десяти и сказал:

– Поехали в Сокольники, Маш? Посмотри, какое утро выдалось. Полечим нервы.

– Я с вами, – сказал тесть, не дожидаясь согласия дочери; а она ведь вполне могла не согласиться.

Но теперь Маше оставалось только кивнуть. И она кивнула.

– Надо подумать, что надеть, – сказала она, пытаясь взять себя в руки и снова зажить нормальной жизнью. Глянула на меня. – Тебя не слишком травмирует, если я буду в брюках?

– С чего меня это должно травмировать? Я только боюсь, зажаришься. Вон какой день заводится. Моя бы воля, я бы сам юбку надел.

– Скажите, какой шотландец выискался.

Она встала. Тесть дождался, когда она выйдет в спальню и притворит за собой дверь, в раздумье пожевал губами, а потом заговорщически посмотрел на меня и сказал вполголоса:

– Пойду фляжку возьму. Только ей не говори. Что за воскресная прогулка всухомятку?

Он поднялся, упираясь ладонями в колени и слегка покряхтев – скорее, я думаю, для порядка, для образа, чем от реальной боли в суставах; впрочем, может, у него и похрустывало. Да что говорить, у меня и то уже временами похрустывало. Он вышел в прихожую, переходя к себе, и тут рубанул по нервам телефон. Тесть оказался к нему ближе всех – только руку протяни.

– Алло? – донеслось из прихожей.

Я сидел неподвижно и смотрел на дверь, закрывшуюся за Машей. Потом понял, что всё ещё стискиваю уголок письма в дрожащих пальцах, и аккуратно положил исписанный убористым почерком листок на край своего письменного стола.

Наверное, Серёжка уже подъезжал к Уралу.

А мы-то думали, у них очередной аврал, с полигона не отпускают…

– Да, получили, – раздался в открытую дверь голос невидимого за стеной тестя. – Ну… Длинное. Конечно. Наоборот, он сам просил при удобном случае тебе показать. Прямо так? Ну хорошо… Они оба тут, да. Мы коллективное чтение как раз закончили… Конечно. Хорошо, через час.

Слышно было, как клацнула повешенная на рычаг трубка, и через мгновение озадаченный тесть показался в дверном проёме.

– Прогулка отменяется, – сказал он.

– Что такое?

– Маша! – крикнул он, не отвечая мне. И когда дверь открылась и жена, недовольная тем, что ей помешали доодеться, в лёгких брюках и лифчике появилась на пороге, повторил: – Прогулка отменяется.

– Почему? – растерянно спросила она.

– Потому что к нам едет ревизор.

– Какой ревизор?

– Надя.

У меня в груди горячо лопнуло, и тёмной взрывной волной на миг залепило изнутри глаза.

– Ей тоже письмо пришло от нашего обалдуя, – пояснил тесть. – Коротенькое, как она говорит, и ничего не понять. Говорит, она вообще, как он пропал, сутки места себе не находила, а теперь – сюрприз. Хочет с нами обсудить. Ну, а Серёжка ведь сам велел наше письмо ей показать, вот и покажем, всё заодно.

– И что? Когда?

– Она уже едет.

– К нам? – едва не ахнула Маша.

– К нам.