На линии доктор Кулябкин

А вокруг — море слез. Какая-то конопатая девчонка шмыгает носом, растирает по физиономии краску от ресниц. И тут же рядом двухметровый счастливчик — попал, черт побери! — издевательски хохочет.

Еще раз проверяю список. Чей-то указательный палец опускается все ниже и ниже по строчкам, медленно, с остановками.

Больше мне здесь делать нечего, пора забирать документы.

Канцелярия набита неудачниками.

Встаю в очередь.

Грустный общественник-второкурсник — одно плечо выше другого — глядит на меня скорбным взглядом, идет за аттестатом.

Скорбь в его походке, точно подносит мне урну с прахом. Милый, прекрасный человек! Одно присутствие такого успокаивает. И ведь сам-то не титан какой. В колхоз не поехал, от физкультуры освобожден — это сразу понятно.

Улыбнулся тихо, как ангел, попрощался за руку, задержал на секунду ладонь, дал мне почувствовать тепло собственного сострадания.

— Не отчаивайтесь, девушка, — сказал добро. — Может, все к лучшему.

Повернулся к другому — лопатки выпятились, точно крылья. Не вспугнуть бы, а то окна распахнуты, улетит.

У автомата очередь. Пора звонить маме.

Широкоплечий парень с перевернутым лицом что-то кричит в трубку. Сразу видно — коллега. Друг по судьбе. Шмякнул по рычагу. Саданул дверью.

Теперь моя очередь.

Нет, не мамин это голос. Сонин, Софьи Семеновны, как ее я одна называю.

Господи, хоть бы не узнала меня! Начнутся расспросы.

— Любочка, здравствуй! Как у тебя экзамены?

Вот и вся конспирация.

— Только что получила свободный диплом.

Ее как сдуло.

Теперь нужно ждать маму.

— Люба? Почему ты звонишь? Что случилось?

— Из института я. Нету меня в списках.

— Как нету? Должна быть. Ты же неплохо сдавала!

Это уже чисто нервное.

И тут она начинает что-то бормотать про свою жизнь, всхлипывать.

А очередь растет, мне стучат в стекло, требуют поспешить. Можно сказать, выбрала я для разговоров лобное место.

Бреду вдоль Невы. По Литейному мосту катится троллейбус, держится рогами за провода, хорошо ему, прочно, путь проложен на весь маршрут.

Какие-то парни решили повеселиться, окружили меня, замкнули в кольцо, хохочут.

— Отпустите! — кричу. — Что пристали?

Вырвалась и как шальная метнулась через мост. Слышу, звенит колокольчик. Что-то проскрежетало почти по спине, шагнула — и опять машина.

Как на тротуаре оказалась — не помню. Вижу незнакомое лицо перед собой.

— Вам, девушка, жить надоело?

— Возможно…

— Тогда три рубля штрафа с вас.

Я стала по карманам шарить, чтобы от милиционера отвязаться, но, кроме трамвайных талонов, ничего не нашла.

— Придется пройтись, — говорит. — Квитанцию я уже оторвал, не приклеивать же мне ее обратно.

Чувствую, хочется ему, чтобы я поканючила, — им тоже лень каждого в милицию таскать. А я зубы стиснула — злюсь.

— Ну что вы побежали? — спрашивает мягче. — Шли спокойно, я же за вами давно наблюдал.

Я на секунду забыла, что это милиционер, сказала зло:

— В институт провалилась, понятно?

— Вот в чем дело! — В глазах отразилось явное сочувствие. — Я после армии тоже не сразу попал. Срезался на последнем. Вышел, помню, из института, не знаю, куда дальше идти. Вы-то домой спешите, а у меня дома не было…

Кажется, в эту секунду я его рассмотрела. Уши в разные стороны, фуражка глубоко села на лоб, нос широкий с веснушками.

А вот глаза веселые, живые такие глаза. И улыбка приятная. Я даже удивилась, как это человек с такой улыбкой в милиции работает.

— И в эту минуту какой-то парень мне говорит: там, мол, из милиции тебя спрашивают. Думал, разыгрывает. Оказалось, правда. Дали общежитие, зарплата пошла, институт пообещали заочный…

Так мы дошли до трамвайной остановки. Он присел на скамейку, вынул, квитанцию, положил ее на планшет, написал свою фамилию, адрес и телефон.

— Позвоните, если скучно станет.

Взяла листок, а там типографски отпечатано: штраф три рубля.

— Дорого, — говорю, — вам наша встреча обошлась.

Он заулыбался, засверкал зубами.

— Давайте, — говорит, — лучше познакомимся. Меня Игорь зовут, а если будете звонить по служебному, то просите Игоря Петровича. А вас как?

— Люба.

Хотела я к трамваю бежать, но он сжал мой локоть, не отпускает.

— Осторожнее. Видите, красный. Дайте пройти машинам.

Дождался зеленого, а тогда отпустил.

— Вот теперь я уверен, что ваша жизнь в безопасности.

Трамвай ползет к дому невероятно медленно. Как же пенсионеры-то живут со своим бесконечно свободным временем? Сижу около старичка с зонтиком, лезет в голову всякая чушь. Может, спросить — зачем ему этот зонтик, если на улице солнце? Я бы на его месте зонтик дома оставила, а потом поехала бы за зонтиком, глядишь, лишний час и уйдет.

Чуть собственную остановку не проехала. Выскочила на улицу, пропустила трамвай. Мама наверняка уже дома, бросила, конечно, работу, примчалась на такси, да еще Алика высвистала.

Мне еще тоскливее стало. Папочка на мою голову. Самозванец. Лжедмитрий.

Сколько за эти дни выслушать всего предстоит! И отчего это люди разобрались так здорово, что хорошо, что плохо?

Вошла во двор. Чисто, тихо. Как дети и собаки на дачи выехали, так двора не узнать.

На скамейке отец и сын Федоровы.