На линии доктор Кулябкин

Да, забыла о самом главном!

Вчера к вечеру возвращаюсь из овощного с картошкой, а впереди — подросток. Я вначале не обратила на него внимания, потом вижу: оглядывается, но шагу не прибавляет, даже вроде бы медленнее идет. И вдруг узнала: Щукин!

Он остановился, опустил голову, подождал, пока подойду. Опять пошел.

Я окликнула.

— Помоги, — говорю, — донести. Все руки оборвала.

Взял сумку, понес.

Идем молча, и ничего мне путного в голову не лезет, не знаю, что сказать. И тут я подумала: может, он не случайно возле моего дома?

— Ко мне шел? — спрашиваю напрямик.

— Нет, — но не убежденно.

Помолчали.

— Мама пишет?

— Редко.

— Довольна жизнью на Севере?

— Вроде бы ничего.

— Тебя вызвать к себе не решила?

— Не знаю.

— А ты… ты бы хотел к ней? Поехал бы?

— Иногда, думаю, поехал бы…

И так мне его внезапно жалко стало, Андрей Андреевич! Такую я в нем почувствовала глубоко затаенную боль и обиду, настоящую тоску по материнской доброте, по ласке. Обняла бы, прижала бы этого хулигана к себе и заревела бы, как глупая баба. Да нельзя, спугнешь еще, дурака, сразу.

Дошли до дому. Он мне авоську протягивает.

— Занеси уж, — прошу.

Заставила его раздеться.

— Чаю, — говорю, — сейчас вскипячу, попьем вместе.

Стала его куртку вешать, а вешалка оборвана. Принесла иголку, пришила, а он не глядит на меня. Потом засуетился как-то.

— Спешу, — говорит и хочет одеваться.

И вдруг спрашивает:

— А вас из-за меня уволили?

— Да.

И опять пауза.

— Ну ладно, — бормочет. — Пойду. До свидания.

— До свидания, — говорю. — А ты мне не дашь мамин адрес?

Остановился в дверях:

— Зачем?

— Я бы ей написала о тебе, о бабушке… Мне кажется, маме пора бы приехать.

— Не знаю, — сказал шепотом. — Не знаю, Мария Николаевна.

Он, кажется, впервые назвал мое имя. Совсем незнакомый мне парень, таким я его не видала.

— Ну, запишите…

Я принесла карандаш. Он продиктовал адрес.

— Спасибо, — говорю. — Заходи в любое время. Я всегда тебе рада. Придешь?

— Может быть.

— Буду ждать.

Он поднял воротник и через ступеньку бросился вниз по лестнице.

Я подошла к окну. Смотрю, мчится от моего дома как сумасшедший. Не оглянулся ни разу.

И знаете, Андрей Андреевич, я тогда подумала, — нет, не улыбайтесь, пожалуйста! — что полтора моих месяца в этой школе все-таки оказались небезразличными для ребят.

Обнимаю. Пишите.

Маша».

Я перечитала письмо и подумала, что не могла сообщить о самом существенном для себя: о приезде в Вожевск Виктора Лаврова. Неужели, думала я со страхом, Виктор снова нанесет мне самый сильный удар?..

Запечатываю конверт. Одеваюсь. Иду на улицу.

Времени полно, поэтому лучше отнести письмо прямо на почту.

В почтовом ящике только газета, писем нет. И все же шарю по дну, на что-то надеюсь.

И вдруг — стоп: открытка!

С трудом вытаскиваю, вглядываюсь — такой знакомый, родной мелкий почерк.