На краю пропасти

«Уже во второй половине дня наш «доджик» хозвзвода танкового полка, груженный термосами с кашей и мешками с хлебом и консервами, подкатил к полю боя. «Дальше сами топайте! - говорит шофер, пинает ногами скаты: - Сами видите, не проеду». Да и то, где там проехать? Вся территория за речушкой Ширвинтой, которую мы по наплавному мостику миновали, будто изъедена: воронка на воронке, ямина на ямине. «Ориентир - башня со шпилем, - говорит шофер, - где-то там наши. Топайте, родимые». Взял я свой термос и рюкзак с пятью буханками хлеба да банками консервов с тушенкой. Взвалил все на себя, чуть носом в землю не воткнулся и пошел в сторону пальбы. Знаю, парни наши, танкисты, ждут не дождутся, когда каша да хлеб к ним придут. Да что пошел, на брюхе пополз. Пули свищут, осколки шмякают. Слышу – бац! - осколок в термос, каша из дыры лезет. Заткнул я дыру. То иду, то ползу, глянуть кругом страшно. Там - немец вверх лицом лежит, там грузовик со снарядами вверх колесами, там танки дымят. А пальба все сильнее. Ползу, тяну на себе два пуда еды. Термос и мешок как горбы у верблюда. Фрицы шпарят: цель-то заметная! Привязал я тогда термос к правой ноге ремнем и ползу. А тут - артналет! Я скатился в глубокую воронку, а она - с водой. Тянет меня термос на дно, карабкаюсь я по откосу, как жук: еле-еле выбрался. Ползу, держу ориентир на башню. И тут: бац-бац-бац! Очередь из другой воронки по мешку с хлебом, по мне. Сколько-то пуль в хлеб: три - в правый бок и ногу. Все ж дополз. Знаю, как ждут танкисты хлеб да кашу. Нога-то от термоса на полметра вытянулась. Тут и сознание от ран потерял. Вот как каша да хлебушек на передовую доставлялись...»

Из воспоминаний сержанта хозвзвода А. С. Сергуненко.

Восточная окраина г. Ширвиндта.

- Ребята!? Живы! Я знала, верила!

- Ленка?! Громобоев, подсаживайся... Лена, дорогой мой солдатик, ты?

Отставив котелок. Рогов поднялся, обнял пахнущую медикаментами, испачканную глиной Лену, прижал к себе, поцеловал в щеку. Она стянула с головы берет, мотнула головой, откидывая на спину волосы, поглядела в его лицо, улыбнулась и шевельнула плечами: пусти. Старшина Громобоев выволок из кармана огромную, как видно, сделанную по специальному заказу, ложку. Шурик, к которому он присоседился, с опаской поглядывал, как быстро начала исчезать из котелка фронтовая перловая каша - «шрапнель».

- Как ты? спросил Рогов. - Питайся, Ленка.

- Восемнадцать человек с поля выволокли... - ответила Лева, - человек сорок на машине в тыл отправили... Ребята с «девятки» погибли, все до одного... А как вы, ребята? Гера, на тебе лица нет. Одни глазищи!

- «Пантеру» гробанули, бронетранспортер раздавили. Да вот и это умяли... Он стукнул ложкой по станине разбитого орудия, кивнул в сторону рыжих кустов крыжовника: там лежали рядышком немецкие артиллеристы. Пока все нормально. К вечеру, думаю, вышибем фашиста из Ширвиндта... Одни глазищи? А у тебя?