На исходе ночи

Он подошел и положил мне руку на плечо.

— Ах, Павлуша, Павлуша, я так бы счастлив был, если бы — ну, не совсем, а хоть немного — наша братоубийственная война стихла… Работали же когда-то вместе! Я пришел сейчас к тебе с открытой душой. Обсудим, уладим, по-товарищески поймем, найдем общий полюбовный выход.

— Ну, пожалуйста, Ефим Иванович. А в чем дело?

— Да все о том же. О Прошке. Щекотливое дело. Ведь и на нас на всех падает тень. Есть люди — бог знает до чего договариваются, порочат большевиков, всех вообще, скопом. И спешат сделать скороспелые выводы о разложении подполья вообще, о неизбежности провокаций при подполье при нынешних условиях. Я не согласен с такими огульными обвинениями. Словом, состоялось собрание легальных деятелей, и был Александр Федотович. Это Благов. Он тебя знает, как-то ты его оскорбил в Архангельске… И Прошку он знает по архангельской ссылке… говорит про Прошку, что непутевый парень и не заслуживающий доверия. Конечно, страсти разгорелись на заседании. Горячие головы из легальных работников кричали всякое несообразное, не буду повторять, что кричали. Но верх взяло благоразумие. Принята резолюция. Меня уполномочили с вами переговорить. Мы предлагаем очень простую и очень назревшую вещь.

— Да, да… Какую же?

— Назначить комиссию для разбора вопроса о неизбежности провокаторства в подпольных организациях вообще и, в частности, дело о провокации Прохора с Рябовской мануфактуры. Состав комиссии: два большевика, два меньшевика, два от беспартийных легальных деятелей. Есть пожелание включить эсеров. Чем шире будет задет вопрос, общий и частный, тем лучше для дела.

Связкин положил передо мною длинный, мелко исписанный лист.

— Эту резолюцию, дорогой Павел, подписали крупнейшие в нашем районе работники — меньшевики и деятели легальных обществ.

— Не только крупнейшие, Ефим Иванович, но — вижу по подписям — и просто запутавшиеся… извините, вроде вас, тут и дипломатствующие, тут и оголтелые ликвидаторские ненавистники подполья «вообще». Что значит, что комиссия будет разбирать вопрос «о неизбежности провокаторства в подполье вообще»? Это суд над подпольной революционной борьбой?..

— Не придирайся, Павел, — верно, оттенков было много на заседании и в резолюции есть разное, но дело в самом назначении комиссии, и мы надеемся, то есть я надеюсь, у нас споров не будет…

— Не будет, не будет споров, Ефим Иванович. И не только споров, но и вообще разговоров не будет. Разговоры излишни: я не соглашусь на такую комиссию!

— Не понимаю тебя, Павел. Ты играешь своей честью. Речь ведь идет о провокации… Александр Федотович еще в Архангельске Прошку заподозрил. Одумайся, — речь идет о судьбах, о жизни товарищей. Говорю, любя тебя…

— Можно и без любви, у нас разговор официальный, Ефим Иванович. Как можете вы предлагать комиссию, не приведя ни одного факта? У вас одни предположения насчет провокации… Но это же не расследуется комиссиями. Без фактов что же комиссии разбирать? Сплетни? Предположения? Разные логические выкладки? Почему не был арестован Прохор на открытом собрании? Не он ли виноват в аресте двух членов правления профессиональных союзов? Не он ли виноват в аресте Сундука, если этот арест действительно произошел? Сами по себе такие подозрения уже тяжелы для того, кого заподозрили. А назначение межпартийной комиссии, допрос? От этого, случается, люди кончают самоубийством. Можем ли мы так неосмотрительно, так жестоко, так несправедливо калечить своих товарищей? Что дает нам право на это? К чему полезному это ведет? Какому делу служит такое поспешное опорочивание борцов подполья?

Связкин вскипел:

— Представить факты? Это у тебя отговорка. Это значит — отсрочить… Во имя чего? Престиж своей фракции оберегаете? Мне горько видеть: ты тянешь, и Сундук тянул. Но я тебе говорю, пойми: ждать мы устали… Арест происходит за арестом… Мы обращали внимание Сундука… Мы в высокой степени недоверчиво относимся к мотивам, по которым Сундук игнорировал мнение и предупреждение общественных уважаемых деятелей… Его поведение тоже должно быть разобрано комиссией…

— Вот уже начинает расширяться круг обвиняемых подпольщиков! Ясно, ликвидаторы используют сплетни о Прохоре для суда над подпольем вообще.

— Это, Павел, тоже не факты, а твои домыслы. А я заявляю всем вам торжественно… Да читайте прямо в резолюции: «Если и теперь комиссия не будет назначена… или повторятся проволочки, мы возьмем на себя ответственность за постановку вопроса перед рабочей массой — об очищении от большевиков всех видов легальных рабочих организаций… пусть варятся в своем подпольном соку и не мешают открытому рабочему движению».

— И вы тоже это подписали, Ефим Иванович? Не стыдно вам, Ефим Иванович? Вы же с нами тоже в подполье?

— Прошу о стыде не говорить и мне в душу не залезать…

— А я убежден, что все это писано под диктовку ликвидатора Благова. Неужели вы, меньшевики, все качнулись теперь к ликвидаторам? И при этом требуете еще от нас единства! А скажите, Ефим Иванович, вы не могли бы письменно подтвердить, что вам сказал махаевец?