На грани фола

– Как ты уже поняла, у нас с тобой один общий враг. Уилл Астон. Я хочу развалить его строительную фирму, которая сейчас возводит несколько небоскребов в Дубай и Сингапуре. Из анонимного источника мне известно, что Уилл является виновником пожаров на проектах конкурентов, а также о том, что он экономит на производстве, строя некачественные здания из убогих материалов. Мне нужны доказательства, вот и все. И еще несколько неприятных видео или фото с его участием очень не помешали бы делу. Достанешь их, развалишь фирму своего бывшего мужа – и дочь будет с тобой. Я думаю, ты и сама прекрасно понимаешь, что я способен посадить твоего мужа за решетку, при этом защитить тебя от его приближенных после. И Веронику.

– Если я достану компрометирующую информацию на Астона, я сама смогу шантажировать его.

– Детка, он тебя пережует и выплюнет, – презрительно усмехается Ильяс, возводя глаза к потолку. И я не могу не согласиться с его утверждением… сердце в груди трепещет, мозг не в силах пока переварить информацию, что поступает в него рваными потоками, сквозь пелену бушующих эмоций. Сказать, что я в шоке от встречи с Ильясом, от его предложения, и от того, что он так хорошо ко всему подготовился – значит, не сказать ничего. – Ты слабая и беззащитная девушка. Хрупкая. Ты не справишься одна. Начни угрожать Астону, он не побрезгует и начнет тебе угрожать жизнью дочери – да, это будет запугивание и блеф, но я прекрасно знаю, что такое зависимая жертва в абьюзивных отношениях. Тебя не хватит надолго, Стефания и в одиночку противостоять ты ему не сможешь. Тебе нужен тот, кто равен Астону. Скажи ты о своей проблеме своему футболисту, стал бы он этим заниматься? Идти против владельца клуба, в котором он за краткий срок достиг небывалых высот? Он на пике карьеры сейчас, и он никогда не пожертвует тем, что является его жизнью, ради женщины. Ты, конечно, хороша, Стефания Кован, но даже не думай. Уверен, он исчезнет из твоей судьбы, как только узнает о том, кем ты на самом деле являешься. Вам с Астоном, конечно, удалось стереть свой брак из прошлого, скрыть дочь от общественности, но при желании, можно достать из пыльного шкафа любой скелет, и я это сделал.

По мере того, как Ильяс говорит, снежный ком в моем горле нарастает, жжет изнутри. Слезы душат, но я держусь из последних сил, прекрасно понимая, что не могу позволить себе сейчас дать волю эмоциям, как и слушать слова Ильяса.

Он ничего не знает о Кайле.

Он не имеет права так говорить! Я не знаю, как было бы, если бы он знал правду… не знаю. Но мне хочется верить в то, что Кайл справился бы с Уиллом, если бы задался такой целью. Вопрос его карьеры, конечно, остается открытым… но разве Кайл не должен «взламывать» оборону противника и забивать, в конце концов, гол? Образно, конечно.

Мне хочется верить в своего мужчину.

Который не совсем «мой» и сейчас наверняка лежит на мягкой постели с парочкой горячих блондинок. Черт.

– Это не правда. Нет, – растерянно шепчу я, потому что это все, на что сейчас способен мой приклеенный к небу язык.

– Как знать, – пожимает плечами Ильяс, с превосходством приподнимая брови.

– Я поняла тебя… мне нужно подумать, – в голове так много мыслей. В основном о возможностях, которые таки может дать Ильяс. В мои планы итак входило «нарыть» компромат на Астона, и все же… один несокрушимый страх меня никогда не покидал и мешал копать глубже: если Астон узнает – мне конец.

Но если Астон узнает о том, что я пыталась подставить, предать его, вступила в сговор с его конкурентом… если узнает о том, что я с Кайлом… если, если, если, так много «если». Сбудется хоть одно из них – и все будет кончено. Он отправит меня в Антарктиду подыхать, именно медленно умирать вдали от дочери, и изредка будет присылать мне видео и фото с ее участием. Будет рассказывать о том, как она растет, и живет счастливо… без меня.

Он не убьет меня, нет. Он превратит мою жизнь в ад на яву наяву.

А пули в висок получат Кайл и Ильяс.

Кайл

Сжал кулаки до боли в костяшках пальцев, до зубного скрежета. Все мышцы лица сводит, но даже это не помогает справиться с утробным рыком скорби и гнева, ярости, отчаянья и боли, рвущемся наружу, выворачивающим нутро на изнанку.

Крик ничего не изменит… ее больше нет.