Ñ

Ирина Короткина, автор статьи «О юзерах, джобберах и бизнес-ланчах», приводит тексты, которые выглядят как пародии и юмор, но на самом деле вполне

могут быть примерами реального общения в современной России. Вот ее материал, относящийся к разным сферам социальной жизни, таким как

1.

Интернет: «Хотел тут в чате посидеть, только приконнектился, зашел на

сайт – и траффик-то неплохой, – так комп глючит, и коннект

накрывается… То ли модем менять, то ли драйвера новые ставить», –

парнишка вздыхает, а его собеседник сочувственно кивает и

поддерживает беседу о винде, ламерах, сидюшниках и флопоглотах».

2.

Бизнес: «Наша холдинговая компания выдала чартер на хайринг по

фьючерсному контракту не тому дилеру. Теперь нам грозит форфейтинг».

3.

Наука: «Структурирование генерирования и тестирования проблемы есть

процесс альтернативных концептуализаций проблемной ситуации».

(Великобритания и Россия 2003. 450 лет дипломатических отношений. сс.

16–17).

115

Удивляет в этой ситуации одно: как читают газеты, пользуются СМИ в России

люди, не знающие английского языка? И дело не только в юзерах и джобберах. Как

понять приводимый ниже отрывок из статьи Владимира Михеева «За что русские

любят англичан»: «Находясь в окружении персонажей британской литературы, как в

некоем "благородном собрании", начинаешь воспринимать с щепоткой соли многие, хотя и не все, каюсь, бытующие предрассудки»? (Великобритания и Россия 2003. 450

лет дипломатических отношений. с. 21). Что это за «с (вместо со) щепоткой соли?

Хорошо, я, после 50 с лишним лет изучения английского языка, случайно знаю

выражение «with a pinch of salt». А как же большинство русскоязычного населения

обходится?

Тем временем заимствования пошли не только вширь, в лексику и фразеологию, но и вглубь, затронув и фонетику и морфологию, и синтаксис.

Действительно, такие сугубо английские, вернее, сугубо германских языков

модели, как уподобление слову, соположения основ, встречаются все чаще: стресс

ситуация (вместо русской структуры стрессовая ситуация), быстросуп, кофе-пауза, бизнес-ланч и т.п.

А вот как выглядит объявление, висевшее на стене в МГУ в 1998 году: ATTENTION

Потенциальные «мертвые души»!

Пофигически-настроенные-и-безумно-занятые-но-всегда-многоуважаемые

студенты, имеющие право на (бесплатное) место в общежитии, но еще не

зарегистрировавшиеся, огромная просьба объявиться скорее.

Но не будем отчаиваться. Спасти нас может только оптимизм и чувство юмора.

Русский язык пережил уже нашествие немецкого языка в XVIII веке, лавину

французского – в XIX веке, все переварил, вышел обогатившимся и обновленным.

Конечно, тогда не было интернета, телефонов, телевизоров, даже радио не было, и

размах проникновения в нашу жизнь и культуру был иной. Но вот здесь и нужен

оптимизм. Да и чувство юмора не помешает.

Тенденция третья - проникновение жаргонизмов, вульгаризмов, бранных

слов.

Эта тенденция совпадает с теми изменениями, которые претерпел русский язык

после 1917 года19. В те годы «язык улицы», грубый, вульгарный, служил

подтверждением правильной, «революционной» классовой принадлежности, а

правильный литературный язык выдавал «гнилую интеллигенцию» и «проклятую

буржуазию». Тогда хоть оправдание было, так сказать, «идеологическая основа».

В наши дни поток жаргонизмов, брани, нецензурных, грязных и грубых слов, заполонивший страницы газет, журналов и художественных (!) произведений,

объяснить труднее. Нет сомнений, что это отражение социокультурных изменений в

российском обществе. По-видимому, в качестве объяснения можно предположить

ложно понятую свободу вообще и свободу слова, в частности. Как бы вид протеста

против запретов тоталитаризма. С одной стороны. С другой стороны, это может быть

влияние «новых русских» или подыгрывание им. Этот новый класс нашего общества, который составили люди, не слишком образованные, но баснословно разбогатевшие на

шальных деньгах, не слишком многочислен, но чрезвычайно активен и влиятелен. От

их прошлого (да и настоящего) и мода на приблатненный, иногда воровской жаргон.

В статье «Мат как зеркало нашей жизни» доктор филологических наук Анатолий

Журавлев пишет: «Похабщина, льющаяся в наши уши не только на улице, но и с теле-

и киноэкранов, с театральных подмостков, обильно публикуемая печатными

изданиями, как это ни печально, прямо связана с освобождением общества от

идеологических вериг. Эмансипация мата - прискорбные издержки раскрепощения

общества» 20.

Действительно, «идеологические вериги» не позволяли самой массовой газете