Мысли

Да, увы, общекультурное обязательное чтение романов Толстого со временем будет не обязательнее чтения Тибетской книги мертвых. Но будут свои обязательные тексты или манипуляции, старение которых будущими интеллектуалами перед лицом сверхбудущих нигилистов будет восприниматься как крах всего святого.

Конечно, вряд ли искусство впрямую и однозначно связано со способами хранения и передачи информации, но, несомненно, видоизменяется в соответствии с ними. Но, в конце концов, ничего трагического не происходит. Почти незаметными прошли вещи не менее поразительные. Мало кто нынче вспоминает, что прошло немногим более полувека, как человечество рассталось с лошадью. А уж как она на протяжении тысячелетий вошла в культуру и быт человека. Миллионы людей от фуражиров (кто помнит сейчас это слово) и извозчиков до конокрадов и мясников были вовлечены в гигантскую сферу деятельности, связанную с лошадью.

И что? Где? Так что вряд ли имеет смысл вставать под знамена XVII, XVIII или XIX века.

Думается, что если в пределах человеческого сообщества существует потребность в том, что воспринимается как культура и искусство, то это вряд ли исчезнет. Просто перекомпонуется, выйдет в других местах, родах деятельности и формах поведения, ныне нами за таковые и не принимаемые.

Как бы нам не запугать вусмерть бедненький ХХ век 1990-е

Не будучи малым-нималым специалистом в области кино (даже хотя бы в качестве частого и пристрастного его смотрителя — редко в смысле смотрю), ни, скажем, кровно-бескровно заинтересованным в его каком-либо будущем по каким-либо иным причинам (и хорошо! — что хорошо? — а просто, хорошо!), могу только предположить некоторые общие тенденции в динамике развития (или, уйдя от прогрессистской модели — просто изменений) культуры, которые, несомненно, задевают, вовлекают, заденут и вовлекут в себя и кино, с определенными, положим, кванторами транспонирования из одной зоны в другую и редуцирования общих проблем в частные (и хорошо!). Но опять-таки подробности — дело специалистов, а мое дело было даже бы не описать ситуацию, а скорее наговорить текст, в структуре и фактуре которого, даже в экстратекстовой жестикуляции, содержались бы, имплицитно внедрены бы были, и которые можно было бы с достаточной однозначностью вычитать, элементы тех общих тенденций (упомянутых выше) — и в этом смысле, как бы сакральный текст (то есть предполагаемый к герменевтическим манипуляциям и символическим спекуляциям). Но это так. Все равно получатся рассуждения и описания. Это просто некая мечта о некой магии, философском камне, тайном едином имени, единой вспышке, Нусе, Плероме. Ну да ладно, может, это и хорошо! — что хорошо? — просто хорошо!

Так вот.

Вопрос, естественно, касается статуса и образа кино в ХХ веке. В смысле, будет ли кино, как и ныне, обладать статусом высокого искусства и сохранит ли свои видовые и жанровые черты. Первый вопрос касается проблемы общего переструктурирования культуры, черты которого гораздо яснее проступают в пределах изобразительного искусства, оказавшегося в определенный момент наиболее мобильным в приспособлении к потребностям информационного общества и рынка, сохраняя возможность существования и одинаковую степень интенсивности и актуальности как в сфере массовой культуры, так и элитарной (в отличие от кино и литературы, не способных быть продаваемыми и, соответственно, предельно актуализированными на уровне ценности единичного объекта).

К тому же, изобразительное искусство наиболее продвинулось (ну, может, словечко не то — что значит, продвинулось? — а что? — да ничего, словно глупое какое-то! — ну, а если сказать: как бы продвинулось? — так вот неизмеримо лучше! — ладно) по пути переноса акцента художнической деятельности в область манифестированного жеста, имиджа и поведения, обнаруживаясь в качестве художника с его амбициями и проблемами на операциональном уровне — все это в пределах развития, опознания и мутации так называемого ныне постмодернизма (в то время как кино осталось на уровне полистилистики, или выступает в качестве элемента более общего высказывания в пределах того же изобразительного искусства или всякого рода поп-шоу; как, впрочем, и его старший брат литература, за исключением отдельных ее представителей, предпочитающих, кстати, работать на грани текста, изобразительного искусства и перформанса). Все это обнаруживает тенденцию постоянного смещения кино из сферы разрешения актуальных, болевых проблем высокого искусства в сферу массискусства (опять-таки это не говорит о деятельности отдельных его представителей, но о роли, отводимой в общей структуре культурных стратегий и стратификации). Ну и хорошо.