Мысли

Общая сумма индексов понимаемости всех кусочечков равна 16, 25 и, делённая на на количество самих кусочечков, равное 35, дает средний индекс понимаемости кусочечков — 0,461 (заметим, по снисходительности ТПЖ, вполне удовлетворяющий уровню понимаемости, определенному как 0,45). Сумма коэффициентов же мегакусочечков с проплюсовыванным к отдельным из них, не поднявшимся до 1, коэффициентом простительности, равна 13,6 и делённая на количество мегакусочечков, дает результат 1,23.

Теперь средний индекс понимаемости кусочечков 0,461 умножаем на средний коэффициент мегакусочечков 1,23 и получаем 0,56703.

Встает вопрос: что же делать с этим результатом?

Однозначного ответа быть не может. Уже хорошо, что есть хоть какой- то результат, если он, конечно, есть.

Прекрасная остановка эпохи [o Бродском] 1996

Думается, что сейчас о Бродском в прессе можно говорить исключительно банальности по причине того, что это не место для тонких литературоведческих и текстологических наблюдений. Сам же тип поэтического поведения, избранный и отыгранный Бродским, был уже привычным банально-возвышенным типом русского поэта. Хочу заметить, что это не уничижение самого Бродского, но квалификация обыденности ситуации, многажды явленной и привычно ожидаемой (вон, вон поэт, он сейчас что-нибудь такое прочтет возвышенным голосом возвышенное!) — что и есть банальность в узком значении слова.

Да, скончался последний, пожалуй, большой российский поэт. Последний не потому, что нет больше надежд и оснований рассчитывать на появление столь же одаренной личности. Отчего же, природа постоянно доказывает свою неиссякаемость и в наших пределах. Просто время сняло с этой позиции в культуре и обществе черты былой значительности и насущной необходимости. Советской действительности на фоне стремительно изменявшегося Запада (мы не принимаем в расчет разборки восточные с историей и культурой) удалось сохранить, подморозив, архаизированные структуру и иерархию культурных институтов и ценностей XIX века. И как бывает в летаргическом сне, красавица все длится молодая среди стареющего окружения, будучи разбужена, стремительно наверстывает упущенное, обгоняя степенных и возмужавших одногодок, является вдруг, по контрасту со своим прекрасным сном, старой сморщенной и с раздражающими амбициями романтической девушки. Ну да ладно, это так, это — лирическое отступление, впрямую не относящееся к прямой теме высказывания.

Так вот.

Пострадав в свое время от советской власти, но и немало вдохновленный статусом поэта того времени, Бродский смог в большей мере, чем кто-либо иной, реализовать все возможности, предоставляемые высокой русской литературной традицией и советской властью с ее непомерно серьезным отношением к поэтам и поэзии.

Бродский не был бы большим поэтом, если бы не модифицировал позу традиционного поэта, резко ее интеллектуализировав и наполнив прохладностью так любимых им английских метафизических поэтов, попутно почти идеологизировав бесконечное, неостановимое пульсирующее говорение.

Некоторая велеречивость и многословие обнаруживают его как поэта имперского стиля, могущего бы процветать под крылом просвещенного властителя. Конечно, это чисто абстрактно-стилевое полагание не принимает в расчет личных и нравственных соображений, которыми руководствовался бы поэт в подобной ситуации (отнюдь не обязательно отвергнув бы), да и саму абсурдность предположения возможности явления в наше время подобного правителя.

Так что конец поэта почти совпал с концом прекрасной остановки эпохи, эпохи самой далеко не прекрасной, однако относившейся к поэтам как к равным соперникам и собеседникам и порождавшей таких. Таких, как Бродский.

Книга как способ нечитания [92] 1997 / 1998

Да, по моему скромному разумению, книга появляется на пересечении трех осей, развертывающих ее существование во времени, пространстве и интеллигибельной сфере:

1) конструктивно-манипулятивный принцип, представляющий собой простое перелистывание, перебирание страниц;

2) визуально-графический, оформляющий страницу как ноуменальную единицу, некий стоп-кадр;

3) текстуально-метакнижный, снимающий вопрос о книге как материальном объекте.