Иногда пытаются сравнить тексты автора до его призвания на тайное служение (то есть еще как бы просто стихи) с текстами времени его служения и понять знаки этого служения и их явленные смыслы. Но поскольку дата призвания никогда не ясна и поскольку поздние тексты тщательно подделываются под обычные стихи, то со стороны разобраться во всем этом практически невозможно.
Поэтому для некоторых проще приписать все к текстам сакральным, для других же — к стихам (что более неправильно).
Отсюда и происходит весьма сложная структура и напряжение культурного поля с двумя основными потоками, уходящими как в исторические, так и в вечно наличествующие архетипические пространства. Соответственно, возникает огромное количество сакральноподобных текстов, которые могут быть квалифицированы только посвященными. Но для непросвещенных вся зона словесной деятельности заранее становится сакральной зоной, и они почти теряют сознание, просто приближаясь к ней. Иные же по-простому пишут стихи, подражая тому, что они называют «стихами», отбрасывая на эти первоисточники тень «первостихов», но уже во «второстиховом» значении, имея сакральное в себе в метафорическом значении (что, собственно, при отвердении этого «метафорического» в знак, через некоторое время дает уже само сакральное в его истинном значении, но относительно нашего описываемого феномена — как бы «второсакральное»). Два эти потока, разворачиваясь в некое квазиисторическое пространство, сходясь в конце его в точку, порождают фантом металитературного Голема, называемого у нас Графоманом, который, обратным движением надвигаясь на поэзию, грозит уничтожить ее в ее тайном, элитарном значении и разлить, размазать ее по всему свету. Но тайное сообщество каждый раз на своем экстренном совещании вовремя успевает переменить код, внешние опознавательные знаки и дислокацию, так что Голем, промахиваясь, уходит бродить в вечность, в другие страны и народы, порой возвращаясь призраком упущенной свободы.
На данный момент, в отличие от прежних времен, существуют два таких тайных сообщества — это так называемый Союз писателей и так называемые «неофициальные поэты». Ничего нельзя сказать определенного об их взаимоотношениях. Одни говорят, что это два враждующих тайных ордена, каждый приписывающий другому значение Голема. Другие говорят, что это просто разошедшиеся ложи одного тайного ордена, то ли враждующие друг с другом, то ли мирно сосуществующие. Есть мнение, что их вражда видимая, на самом же деле просто каждая из них исполняет свою функцию в иерархии одного общего организма. Возможно, видимость их противостояния — просто новый маскировочный маневр, возникший в связи с опасностью надвигавшейся расшифровки тайны их существования. Предполагается, что всегда существовала подобная система взаимоотношения большого сообщества с выделенным элитарным ядром. Хотя представляется возможность занесения некой внешней заразы влияния, и единственным способом спасти все сообщество было отделить, изолировать группу зараженных. Ничего неизвестно точно. Говорят также, что всегда существовали какие-то приуготовительные, вступительные образования внутри общества, либо это были специализированные подразделения, возникающие по мере надобности и исчезающие по выполнении своей функции. Возможно, произошел заговор и заговорщики, отторгнутые от прямого общения с истиной, содержатся пока в темных окраинных областях, не отторгаемые совсем, дабы не разглашены были тайны. Что удерживает в этом случае от убийства, практикуемого в случае измены во всех тайных обществах, — неизвестно, возможно, сугубо гуманистическая направленность деятельности этого сообщества. Возможно. Скорее всего так.
Ничего более определенного сказать нельзя.
Естественно, наблюдательный читатель (даже в иностранной версии этих текстов) сразу обратит внимание, что за внешней цветистостью образов у Парщикова, скажем, явно проглядывает топография ритуальной последовательности мизансцен и положений неких обрядовых действий этого тайного общества, либо одной из его ветвей. Возможно также — это реальная топография пунктов тайной дислокации неясных нам подразделений или учреждений.
В текстах Рубинштейна (даже и не притворяющихся литературой) с наибольшей откровенностью явлены образцы сакральной документации, описывающей структуру идеальной (а может, и реальной) последовательности ритуальных текстов. В иной интерпретации — последовательность паролей степеней гностического восхождения.