Мы все мертвы

– Подожди. – Больше всего на свете Джей хотелось спать. Так сильно, что она уже практически спала, видя в темноте силуэты отца и бабушки, отправляясь на лодке в глубокое море (она никогда не видела моря, поэтому представляла его ярко-фиолетовым, с лепестками роз повсюду). Но что-то заставляло её говорить. – Что мне делать? В мире есть всего две вещи: целительство и лес. Лес меня не принял. В целительстве я никогда не была так хороша, как ты. Значит… что мне остаётся? С чем мне помогать?

Лина глубоко вздохнула. И молчала. Минуту, две…

– В мире есть и другие вещи, кроме Белой Земли и всего, что с ней связано.

Есть ли? Ну конечно есть. Города, например. Но о них Джей боялась даже думать.

– Мы слишком долго ходили под дудкой родителей. Делали всё, что они скажут. Чёрт возьми, даже думали, как они скажут. Я, конечно… Я не могу жертвовать своими силами, целительство действительно важнее всего, как говорит папа. Ну, почти всего. Но… блин. Я запуталась.

Джей Лину не видела – но слышала, как та крутит прядями волос, зарывается лицом в колени, вздрагивает и смотрит на неё. В любом порядке.

– В общем, я хочу нам помочь. Мы – будущее нашей семьи… Будущее целительства. Но… я не знаю как. Я даже не знаю, чего я хочу. Я всегда думала, что хочу быть великой целительницей, но… я даже не знаю, моё ли это желание. Мне кажется… – Лина с ужасом вздохнула. – Мне кажется, что во мне нет ничего. Только обычный набор желаний Крейнов. И всё.

– То, что в тебе есть, – уже очень много. Я так хотела бы быть такой, как ты, – прошептала Джей, не открывая глаза.

– Это ничего. Ничего не стоит, если я не хочу такой жизни.

– А ты не хочешь?

– А я не знаю, чего хочу! – почти прокричала Лина.

Джей хотела было сказать ей, что отец может услышать… но потом подумала: и что? Чем он навредит ей сильнее, чем уже навредил?

По крайней мере, в детстве у неё были желания и мечты. Была опора. Пускай далёкая и опасная, пускай недостижимая – но она была, и Джей чувствовала себя счастливой, даже когда бабушка повесила решётки на окна и стала запирать её в комнате.

Тяжело без опоры. Без твёрдого стержня внутри, за который можно схватиться, когда весь мир против тебя.

У неё это было. А у Лины, кажется, не было никогда.

Наверное, это очень страшно – когда живёшь свою хорошую жизнь, а потом понимаешь, что жизнь эту кто-то за тебя выдумал. И она неплохая, в ней есть свои достоинства, и многие бы ей позавидовали, – но она не твоя, и ты внутри пуста, и рано или поздно что-то тебя добьёт – как неприятный разговор с отцом или откровения с сестрой. И всё.

Лина вздрагивала и шмыгала носом.

– Давай найдём тебе опору, – прошептала Джей, уже понимая, что продолжить путешествие по морю не удастся, что надо проснуться и помочь сестре из последних сил. Ведь если сломается даже Лина – то куда уж ей?.. – Начнём с тебя. Ты самая сильная и талантливая из нас. Найдём то, что ты любишь, чего ты хочешь. И тогда мы будем непобедимы. Только со стержнем.

– С каким стержнем?

– Неважно. Ты понимаешь, о чём я? Найдём тебя. Ту, какая ты есть. А потом, глядишь, и вместе в лес сбежим.

Джей улыбнулась этой мысли. Впервые за год она что-то почувствовала – маленький росток вдохновения и надежды.

Лес – это про детство. Про стержень. Про жизнь.

И когда она улыбнулась, до неё дошло: она возвращается к себе. И путь этот будет длинным. Если она захочет на него встать, ей придётся пожертвовать всем, что она уже обрела в новой жизни: спокойствием в семье, отношениями с отцом, молчанием бабушки.

И она даже не знает, готова ли на это. Но улыбки пока было достаточно.

– Ты помнишь, какой я была в детстве? – спросила вдруг Лина.

– Ты же старше меня.

– Но всё равно. Я не помню. Какой я была?

Джей напряглась.

– Да такой же. Яркой, красивой. Талантливой. У тебя лучше всего получалось… ну, всё. Целительство, общение с мальчиками, танцы.

– Ты уверена?

– Да. Ты лучше меня. Лучше всех. И всегда была.

Они снова замолчали.

Джей было интересно: как о самой себе думает Лина? Видит ли она в зеркале ту же яркую звёздочку или борется с внутренним голосом?

Но спросить она не решилась.

– Я совсем не помню детство. Но, кажется, тогда всё было веселее и ярче. Столько было надежд… А когда я повзрослела, всё стало таким сложным. И сложнее всего не целительство – сложнее разобраться с собой. Как будто мне дали огромный сложный механизм – то есть меня, – но не дали никаких инструкций. И нужно самой изучать каждую детальку, а единственные советы написаны на чужом языке, который я никогда не смогу изучить.

– Но как-то же люди живут… – Джей надеялась, что если кто-то другой смог в себе разобраться и жить счастливо, то и они смогут. Не могла же жизнь быть такой жестокой.

– А откуда ты знаешь? Может, все так живут. И не живут, а существуют. Какими-то чужими жизнями, не зная себя.

– Ну это совсем мрачно.

– А вдруг…

Лина снова закрылась и заплакала.

– По крайней мере, теперь нас двое, – подбодрила её Джей.

– И против всего мира, – пробормотала в слезах Лина.

– Да.

Джей снова улыбнулась.