Мы все мертвы

– Я всех уже давно разочаровала. И как видишь, всё ещё жива, – Джей попыталась пошутить, но вместо этого заплакала сама.

Это случилось так резко и неожиданно, что даже Лина замерла и вдруг протянула к ней свои руки. Её руки были такими нежными и тёплыми; Джей поняла, что так давно не обнимала сестру, да и сестра не обнимала её, что совсем уже позабыла, как ощущаются её руки.

И ощущались они хорошо. Правильно.

«Должно быть, именно так ощущались руки матери. Ну, до того, как она тебя бросила. И, заметь, бросила она только тебя».

Джей помотала головой.

– Нет, ты не понимаешь, – начала она говорить своему внутреннему голосу, но вдруг, освободившись от объятий и взглянув на сестру, нашла самые подходящие слова. Всё её внимание переместилось с внутреннего врага к заплаканным глазам сестры. – Ты ничего не должна делать. Хочешь – уходи. Хоть прямо сейчас.

– И оставить всё, над чем мы работали? Это ведь ты не привносила большого вклада. Ты не знаешь, что бы я оставила… – Тут Лина вздрогнула и приблизилась к Джей. – Ох, прости. Мне не стоило это говорить.

– Не знаю. Я ничего не знаю, – прошептала Джей, не чувствуя себя ни расстроенной, ни задетой. Как ни странно, она правда не почувствовала ничего. – Получается… тебе не нравится то, что вы делаете?

Лина замолкла, вроде бы на минуту – а ощущение, будто на час. Джей не торопила: поглядывала на неё иногда, стараясь уловить в её лице как можно больше, найти в нём подсказки… а в остальном – сидела, глядя на свои колени и пытаясь унять дрожь. Она чувствовала, что находится на пороге чего-то очень важного. Эта важность, вся серьёзность их разговора витала в воздухе, делая его таким тяжёлым, что становилось трудно дышать.

В голове был какой-то хаос. Совершенный бардак, как выразился бы отец. Мысли прыгали от кровати до шкафа и обратно.

– Знаешь, я не уверена, что мне прям не нравится моя жизнь. Вернее… я пытаюсь сказать, что у меня очень хорошая жизнь. У меня талант. Родители меня любят. Я много работаю и развиваюсь. Делаю такие вещи… о которых никто и мечтать бы не мог. Нас ждут такие открытия… такие…

И тут Лина заплакала.

Джей хотела остановить её слёзы. Почти в панике она взяла сестру за плечи, попыталась её растормошить, погладить, притянуть к себе одновременно – но руки её не слушались, а в голове по-прежнему царил такой бардак, что она слышала только своё дыхание и приглушённый плач, как будто в соседней комнате.

Джей задышала часто-часто. Как будто своим дыханием она могла остановить всё, что здесь происходило. Она уже даже не могла ни о чём думать – только дышать и пытаться сфокусировать взгляд на Лине, опустившей в колени голову и тихонько вздрагивающей всем телом.

Это было последнее, что она увидела, а потом перед глазами всё расплылось – и она зажмурилась, полностью уходя в себя.

Сколько она так пробыла? Этого Джей не знала – но знала, что она очнулась, когда Лина начала её трясти.

Она открыла глаза. Поморгала, рассеивая дымку из слёз.

Заплаканная, опухшая Лина смотрела на неё красноватыми глазами и сама едва не пустилась в рыдания.

– Что с тобой?

Джей помотала головой, пытаясь вспомнить, что вообще случилось. Кажется, она отключилась и впала в тревожную полудрёму.

– Сколько прошло времени?

– Пара минут. Я даже не заметила поначалу. Чёрт, это из-за меня? Прости, пожалуйста…

– Да ничего… – прошептала Джей, ощущая, что она только и может, что шептать.

– Нет, не ничего. Чёрт, да я ничего о тебе не знаю даже. Ты всегда где-то далеко, и я даже не представляю, как тяжело тебе далось… всё это.

– Что?

– Да всё. – Лина уселась на кровати поудобнее, протёрла лицо одним резким движением и, шмыгнув носом, взяла Джей за руки. – От мамы… и до всего этого цирка с твоим перевоплощением. Как будто я это всё не наблюдала каждый день. Ну правда, ты всегда была такой… ну… свободной. По правде сказать, – тут Лина опустила голову, – у меня никогда не было такой возможности. Ну, бунтовать и сбегать куда-то. У меня талант, я должна пойти по пути мамы, когда она… ну, станет совсем плоха.

Джей хотелось и обнять, и поколотить Лину за упоминание матери. Это было единственным, что она не могла Лине простить.

Джей отстранилась, убрала свои руки из рук сестры и сжала кулаки – так крепко, как только смогла. Боль разлилась по ладоням – хорошая, правильная боль, за своё одиночество, за то, что она оказалась разочарованием семьи и той дочерью, которой нельзя было видеться с мамой.

– Замолчи, – услышала она свой голос, такой тяжёлый и резкий, как и воздух в этой комнате. – Просто замолчи, пожалуйста. Ты хотя бы можешь общаться с мамой. Ты что-то делаешь с родителями. У тебя есть семья, чёрт возьми, семья! Ты и не представляешь, какая ты счастливая!

Джей замолчала. Джей боялась своего гнева. Она видела перед собой испуганное лицо сестры, её подрагивающие веки, её руки, бесцельно мечущиеся по ногам и по кровати, – и ей хотелось кричать.