Мы все мертвы

Она хорошо знала этот тон отца: мягкий, но настойчивый, с нотками нетерпения. Этот тон устанавливал границу: дальше – опасно и плохо. Никакие доводы обычно не могли на неё повлиять, но этот тон выдёргивал её из обиды и мечтаний. Возвращал туда, куда она никогда не хотела возвращаться.

– Нам тяжело. Нам нужна твоя помощь. Мы кормим тебя, пытаемся тебя понять, научить хоть чему-то – но пока мы с твоей матерью на пороге великих открытий, а Лина одна ухаживает за домом… мы ни к чему не придём. Я не хочу на тебя давить, да и знаю, что это не поможет. Рано или поздно тебе придётся сделать выбор: ты с нами или сама по себе. Но учти: если выберешь второе… мы ничем тебе не поможем. Попадёшь в передрягу в лесу – меня не зови. И маму ты, конечно, никогда больше не увидишь.

Джей слушала внимательно, не отводя от отца взгляда, но на последнем предложении не выдержала и зажмурилась.

Она делала так иногда. Когда становилось невмоготу и хотелось переместиться в другой мир, где шелестели листья, а небо закрывалось тяжёлыми кронами деревьев. Там, где тихо и голова кружится от влажной почвы.

Интересно, можно ли задуматься так крепко, чтобы перенести всю себя в другой мир? Например, в лес. Представить каждый листик, заставить себя почувствовать прикосновение влажного ветра – и готово. Растворяешься на мелкие кусочки, и ветер переносит тебя в лес, в тишину и безопасность. И никаких разговоров с отцом больше не будет. Никаких обжигающих прикосновений.

– Но ты уже попыталась уйти в лес. И он тебя не принял.

Темнота и пульсирующая боль. Железный пояс, стянувший голову.

Тук-тук.

Тук.

– Можно сказать, у тебя был уже шанс. Неужели ты думаешь, что лес, такой большой и сильный, даст тебе ещё один? Да и зачем ему?

Тук-тук.

Голос отца отдавал грустью и холодом. Темнота сгущалась и расплывалась, пока руки отца не коснулись её лба и глаз, и тогда она их открыла.

В комнате как будто сгустились сумерки: все предметы потемнели, а воздух стал тяжёлым и влажным, таким, что его трудно было вдыхать. Солнце уходило. Было жарко, но свет больше не бил в глаза. Джей выхватила взглядом грязное пятно на окне.

Тук-тук.

– Я знаю, что ты сильная. Что в твоей головушке, – тут он легонько улыбнулся и постучал её по лбу, и стук этот взорвался болезненными искрами, – множество умных мыслей. Ты хочешь многого, но от этого не знаешь, что делать. И я же тебя понимаю, я не изверг. Я больше всех хочу, чтобы ты наконец одумалась и вернулась к нам, в семью. Нам тебя не хватает, Джей.

И ей хотелось ухватиться за эти последние слова, как за единственную дощечку в открытом море, – но она затонула, стоило отцу продолжить:

– Никто не ждёт тебя в лесу. Ты взрослеешь, и ты должна это понимать.

– Я ничего… не должна, – пробормотала Джей, всхлипывая, отворачиваясь от отца.

Короткий вздох.

– Но ты ведь ешь нашу еду, пьёшь воду, лечишься нашими настойками и отварами. И, получается, не даёшь ничего взамен.

Слова уже начали оседать пеплом в её горле и царапать грудь, но Джей не сдавалась. Если отступит прямо сейчас – никогда уже не сможет доказать ему свои мечты. Этот разговор ощущался как последний.

– Выгоняете меня? – проговорила она тихо и боязливо.

Отец ответил почти сразу:

– Ты взрослеешь. – И встал, направляясь к выходу.

От этого стало ещё больнее. Фигура отца, уходящего от неё без колебаний, словно её выгоняют из дома прямо сейчас… Нет, с этим Джей не могла смириться.

– Стой, – ответила она грубым, резким тоном, таким, насколько смогла.

– Что ты мне можешь сказать, чего я ещё не слышал?

– Вы… правда меня выгоняете?

Джей могла задать ему тысячу вопросов. Могла расспросить про лес. Могла – про семью и про то, в чём нужна её помощь. Могла поспорить с ним или подыграть, помириться или рассориться окончательно. В конце концов, она могла бы снова побежать в лес, хоть от этой мысли и сводило мурашками всё тело. Но единственное, на чём она могла сосредоточиться, – это выгонят её или нет.

Конечно не выгонят.

Но даже если думают… Если просто думают об этом…

Из окна едва виднелись тёмные деревья.

Что, если такая мысль действительно у них проскочила? У отца, у Лины… У мамы. Бабушка-то ладно, она всегда недовольна. Но… даже если мысль? Частичка мысли?

На стены ложился мягкий золотой свет. Джей представила себе Лину в этом свете – он бы так красиво лёг на её волосы.

– Джей. – Отец в два мгновения оказался рядом с ней, сел и прижал к себе её слабое, хрупкое тело, которое предавало в самый неподходящий момент.

Тук-тук.

Мир заволокло тёмной сверкающей пеленой.

Секунда – и пелена исчезла, и на смену ей пришли боль и тошнота.

– Если хочешь… давай ты представишь себя феей. Только не в лесу, а здесь, в этом доме. Ты нужна мне, бабушке, Лине. Кто-то должен о нас заботиться, пока мы работаем с травами. – Он помолчал, а затем сжал её руки. – Пожалуйста, Джей. Ты нам нужна, очень нужна. Ты будешь нашей феей, без которой мы… ну просто развалимся.

Лес, наверное, шелестел и звал её издалека. Мог бы он принять её? По-настоящему? Впустить в свои объятия и заключить в мир цветов, деревьев и добрых фей?