– Лучше уйди с дороги. Мы забираем Гидеона. После всего, что он натворил, обеспечить нам безопасный путь домой – меньшее, что он может сделать.
В какой-то момент разум и честь поглотила обида, оставив нас израненными и сломанными. Но я шагнул на середину комнаты, встав между Гидеоном и разъяренными Клинками.
– Я обещал, что не стану сражаться, – сказал я, положив руку на рукоять сабли. – Но возьму свои слова назад, если вы меня вынудите.
Позади меня Гидеон пошевелился.
– Рах, не…
– А ну заткнись, – огрызнулся я, потянув клинок из ножен. – Речь не о тебе.
Он рассмеялся, но, если что-то и сказал, я этого не слышал за стуком собственного сердца.
– Речь как раз о нем, – вскипел Птафа э’Яровен, подходя ко мне. – Именно из-за Гидеона Первые Клинки Торинов остались здесь. Из-за него чилтейцы брали нас в плен. Из-за него мы сражались и умирали впустую, нападали на других левантийцев. Из-за него Йитти и остальные умерли позорной смертью. Все это из-за него, и всегда было так. Может, боги и оставили нас, но мы сами можем свершить правосудие.
– Это ты называешь правосудием? Хладнокровное убийство Клинка?
В свару вступила Шения.
– Нет, мы не требуем его смерти ради правосудия, как заклинательница Эзма. Мы требуем заплатить его жизнью за наши. – Она ткнула пальцем в Гидеона. – Он проливал кровь левантийцев в своих целях, а теперь мы прольем его кровь, чтобы больше никто не погиб. И не надо говорить, что это не в наших обычаях. Именно это лежит в основе кутума. Иногда нужно кем-то пожертвовать ради сохранения гурта.
– Кутум объявляется только во время страшных лишений, – процедил я сквозь стиснутые зубы. – Во времена голода и бедствий, а не когда кому-то из Клинков неохота выполнять свои обязанности.
Толпа в дверях зашепталась, и Птафа сократил расстояние между нами до вытянутой руки.
– Мы выполним свои обязанности, если наши предводители выполнят свои. Отойди в сторону, капитан.
Птафа наполовину обнажил клинок, за его спиной стояло больше десятка Клинков, и их каменные взгляды заверили меня, что я совсем один.
Я поудобнее перехватил саблю.
– Не вынуждай меня.
– А ты меня, – отозвался Птафа. – Он не стоит того, чтобы за него умирать.
– Тогда за него и убивать не стоит.
В другие времена вмешались бы старейшины, и разум вместе с сочувствием возобладали бы, но те времена давно прошли. Остался только гнев.
– Брось ему вызов, – прошипела Шения. – Или это сделаю я.
Птафа фыркнул.
– Тут некому бросать вызов. Он не капитан, а всего лишь эгоистичный изгой, за которым нам вообще не следовало идти.
– Может, и так, но выбор должен оставаться в руках богов.
– Нет. – Мой гнев разгорался подобно костру. – Я не оставлю судьбу Гидеона на волю богов. Я не отдам его жизнь ни в чьи руки, кроме моих.
Понимая, что я говорю серьезно, Амун поднял руки.
– Это ни к чему нас не приведет. Вы хотели поговорить с Гидеоном, и вы это сделали, а теперь время отступить и уйти. У нас нет причин бояться чилтейцев. Если нападут на нас, они пожалеют, и хватит об этом.
От его слов напряжение в комнате ослабло, оставив после себя ропот. За дверью послышались шаги, некоторые Клинки повернули назад, и я выдохнул. Когда ярость утихла, Амун встретился со мной взглядом и криво улыбнулся на прощание. Чем скорее он уведет их, тем лучше.
Шения фыркнула и развернулась, кипя праведным негодованием, но Птафа сделал рывок. Я инстинктивно попытался отразить удар, но он не обнажил саблю, чтобы бросить вызов. Он выхватил нож, чтобы убить. Короткое лезвие метнулось к моему животу, и гнев вспыхнул во мне с новой силой. Схватив Птафу за запястье, я резко вывернул руку. Потеряв равновесие, Птафа врезался головой в стену, хижина затряслась.
– Хватит! – крикнул Амун, пока Шения помогала Птафе подняться на ноги. Из его носа и угла рта сочилась кровь. – Прекратите и убирайтесь отсюда!
– Но он у нас в долгу! – зарычал Птафа, сплевывая мне под ноги кровь.
Я смотрел на него, тяжело дыша и едва сдерживая гнев.
– Я тебе ничего не должен. Убирайся, жалкое подобие левантийца.
– Да пошел ты со своим превосходством!
Птафа сделал выпад, но Шения держала его, и это дало мне шанс. Не раздумывая, я схватился за саблю и смертоносной дугой рассек его живот, грудь и руку. Брызнула кровь. Клинок выпал из рук Птафы, он сделал шаг и упал на колени, судорожно пытаясь дышать. От потрясения все молчали, но вместо раскаяния я чувствовал только глубокое, злое удовлетворение.
Перехватив рукоять сабли, я посмотрел на них поверх поднятого клинка.
– Еще желающие?
11
Мы с императрицей сидели возле угасающего костра посреди пустого армейского лагеря. Вокруг все тонуло в глухом молчании, а мы просто сидели, глядя друг на друга. Кайса отстранилась, и я была благодарна ей за уединение, но и злилась из-за того, что она знала, как мне это необходимо.