Он не отпустил, и я продолжила вырываться. Каждый бесполезный пинок или попытка вывернуться причиняли боль, но я все же вырывалась на всем пути к лестнице. Я прибавила усилий на верхней ступеньке – лучше уж сломать руку, свалиться с лестницы, чем опять попасть в лапы иеромонаха. Проклятый богочеловек меня удержал. Он не потерял равновесия, не ослабил хватку – просто нес меня по лестнице вниз, а потом и дальше, по болоту гниющих цветов и дождя.
– Пожалуйста, не надо, – сказала я, когда мне остались только слова. – Не отдавай нас ему.
– Когда-то ты дралась и плевалась, чтобы тебя не отдали мне, а теперь не хочешь вернуться назад, – сказал Знахарь. – Я не люблю прерывать свои изыскания, но бывают случаи, когда, как вы, люди, сказали бы, выбирать нужно меньшее из двух зол.
Он шагал по лужам в сторону мастерской, дом вокруг нас был все так же безмолвен.
– Она так важна для тебя, эта Саки? – спросила я.
Он замедлил шаг, но не остановился.
– Да.
С таким ответом и не поспоришь. Поэтому я впилась в его руку зубами. Рукав отдавал дымом и чернилами, но богочеловек даже не вздрогнул, когда я пыталась его кусать. То, что заставило бы любого другого взвыть и бросить меня, никак на него не действовало, и к тому времени, когда я сдалась, вдали послышались голоса. Не крики и не удары, не топот бегущих ног, а бессвязный шорох беседы ожидающих людей.
Когда Знахарь вышел во Двор глициний, дождь хлынул мне на лицо, а все присутствующие притихли.
– Вот императрица Кисии, – сказал он, наконец-то опуская меня на ноги. – А Ходячую смерть ищите на одной из близлежащих дорог, она сумела удрать.
Бесстрастная маска иеромонаха не знала улыбок, но человек под ней, без сомнения, улыбался.
– Как приятно снова вас увидеть, ваше величество.
– Лорд Виллиус, – ответила императрица и, вздернув подбородок, взглянула на него свысока, хотя была меньше ростом.
Не подобало так обращаться к иеромонаху, но он продолжал улыбаться.
– Ну, чтобы вывести меня из равновесия, потребуется нечто большее, чем неуважение. Капитан Энеас?
Нам повезло, что верх взяла императрица – я содрогнулась бы при неожиданном появлении капитана. Его покрытое шрамами лицо не изменилось со времени нашей первой встречи к северу от Коя.
– Да, ваше святейшество, – сказал он, едва удостоив меня беглым взглядом.
– Проводите ее величество к экипажу. Если мы поедем сейчас же, еще сможем поймать и Ходячую смерть.
Мне показалось, что при этих словах в узких прорезях маски его глаза заблестели, но мгновение спустя он уже отвернулся, отдавая своим людям приказы. Капитан Энеас так и стоял, хмурясь и переводя взгляд с хозяина на меня и обратно.
– Идемте, ваше величество, – сказал он, когда солдаты начали выходить. – Больше нет смысла сопротивляться.
Императрица Хана снова гордо подняла голову и, превозмогая боль, величественно направилась к воротам.
Глава 16
Спуск с гор занял несколько дней, и виды на лоскуты моря сменились проблесками реки Цыцы, змеящейся на север. Наблюдают ли за рекой люди светлейшего Бахайна? Поджидают ли меня? Или они по-прежнему где-то позади, гонятся за нами по горам?
Первый город, на который мы наткнулись, гнездился у подножия гор, оживленный рынок и ухоженные дороги подсказывали, что через него проходит один из хорошо известных маршрутов торговцев пушниной. А значит, останавливаться в нем было опаснее, чем в какой-нибудь деревушке, но мы уже много дней брели под дождем, и при одной мысли о постоялом дворе моя холодная, липкая кожа тосковала о прикосновении сухой одежды и теплых одеял.
– Нужно найти, где переночевать, – сказала я, замедляя шаг, когда вокруг выросли дома. – И найти нормальную еду.
Мой желудок урчал в такт хлюпанью грязи под украденными сандалиями.
Длинноногий Рах тоже помедлил и, поравнявшись со мной, что-то проворчал на левантийском.
– Вряд ли нас кто-нибудь будет здесь искать, – подхватила я, догадавшись, о чем он. – Хотя ты несколько выделяешься.
Я покосилась на своего стоического спутника. Он был выше большинства кисианцев и много дней не брил голову, а потому грива волнистых темных волос скрыла клеймо. Но даже кисианская одежда не могла скрыть темный цвет его кожи. Чичи вся вымокла, и ее брюхо было уже не золотистым, а бурым, как глина.
Надежда на циновку для сна, тепло и пищу потихоньку таяла, оставляя горький привкус на языке. Любой хозяин постоялого двора с радостью обменял бы одну из шпилек с драгоценными камнями из моей прически на еду и ночлег, но только не с собакой, повсюду оставляющей грязные следы.
Я увидела фонарь постоялого двора – яркое, полное надежд солнышко, которое прорезало серый вечер своими обещаниями. Не из тех таверн, где принимают знать, но что такое шум и грязь, если нам предложат горячую пищу и анонимность?
Я кусала губы, краем глаза косясь на склоненную голову Раха.
– Новый план.