– Уже близко, уже совсем близко, – повторяла я с каждым трудным шагом, перекладывая фонарь из одной ноющей руки в другую, чтобы лучше справиться с его тяжестью. – Почти пришли.
Галерея выходила во Двор глициний, но, скользнув в нее из мастерской, я смогла избежать открытых дверей – тех, через которые Кайса ушла с моим телом.
– Мы уже заключили сделку, – произнес где-то снаружи Знахарь, когда я вползла в пустынную галерею.
Дождь унес ответ, но я оставила фонарь на полу и прокралась к закрытым ставнями окнам. Во дворе стоял целый лес людей. Они словно вросли в затопленный камень, и каждый держал пылающий факел. Кроме иеромонаха. Отблески огня плясали на его льняной маске, лицо казалось живее, чем обычно, но приятнее от этого не становилось.
– Я заберу назад их обеих, – произнес он с уверенностью, подкрепленной десятком солдат за его спиной.
– И что взамен? Вернешь мне своего сына?
– Нет. Ты отдашь мне императрицу и шлюху, а я не спалю этот дом и не убью всех, кто в нем, включая тебя.
Знахарь, казалось, остался полностью равнодушен.
– Я – бог, – сказал он. – Бог не умирает.
– Возможно, и нет. Но все твои… друзья смертны. И все твои бумаги, книги и рукописи. Легко сгорят.
Никто не обращал внимания на льющийся с неба дождь, все затаили дыхание. Столкнулись двое, не привыкшие отступать, всегда добивавшиеся своего.
– Проклятье, – прошипела я и отошла от окна. – Пора уходить.
Я обернулась к стене со старым оружием, но два серповидных клинка исчезли. И точно так же, как вспоминала проход через Двор глициний, я вспомнила, как снимаю их со стены, и ощутила радость от тяжести их веса в моих руках.
– Она забрала оружие.
«Откуда ты знаешь?»
– Я… я помню, как это сделала, хоть меня там и не было. И помню, как уходила, и… – Я попыталась заглянуть дальше, но чувствовала лишь дождь и ветер, обжигающие лицо, и счастье вновь обретенной свободы. – Она на лошади. Думаю, скачет на север, но не уверена. Проклятье, Она могла двинуть куда угодно и уже проскакала много миль.
«Тогда нам лучше уйти отсюда».
Я вытянула из остатков когда-то богатой оружейной коллекции дубинку, украшенную изящной резьбой. Она не выглядела тяжелой, но сразу упала на пол, потянув за собой мою слабую руку. Пришлось поднимать дубинку двумя руками, и, прижимая ее к себе, как ребенка, я вернулась к окну.
Те двое, как ни странно, продолжали переговоры, хотя гвардейцы иеромонаха окружили их еще теснее, оружие угрожающе поблескивало в свете факелов.
– Что значит «их больше у тебя нет»? – взревел иеромонах сквозь стук и хлюпанье тяжелых дождевых капель.
– Я говорю, что Ходячая смерть номер три сбежала. Сегодня вечером госпожа Мариус нас покинула, и мы пока не можем ее вернуть.
Иеромонах рассмеялся.
– Перехитрила шлюха, ну ты и умник. Я забираю императрицу и для надежности обыщу дом.
– Что ж, хорошо, – согласился Знахарь и отстранился, пропуская их.
Я не могла поверить своим глазам. Чего ради бог, которого невозможно напугать и убить, уступает тому, кто угрожает и отказывается от заключенной сделки?
«Ты не слишком наблюдательна».
– Заткнись, – прошипела я. Солдаты уже двинулись через двор. – Мне нужно подумать. Нужно отсюда бежать.
«Все дело в Саки».
– Что-что?
«Это из-за Саки. Он все отдаст, чтобы ее защитить».
– Не вешай мне на уши эту романтическую лапшу, – сказала я. – Он бог, а она просто девушка и даже не говорит, она…
«Она способна одной рукой вынуть душу из тела. И без особых усилий. А этот человек изучает устройство души. Пусть он и направлял те испытания, которые проводили с тобой, но что он мог бы сделать сам, без нее?»
Я пристально смотрела во Двор глициний. Первые солдаты, миновав Торваша, уже вошли в дом, а он лишь стоял, пропуская их. И никаких внезапных действий, ни единой попытки остановить – ничего. Бесстрастное и красивое лицо не выражало ни движений сердца, ни сострадания, ни души. Он не собирался драться за нас.
«Кочо говорил мне, что Саки – единственная в своем роде, подобных ей Торваш никогда не встречал. Таких, как ты, он еще найдет. И таких, как я. Мы просто цифры в его длинном списке».
По дому загремели шаги. Они заглушали дождь и голоса – все, кроме подкравшегося страха, который не отогнать. К чему бежать? Они все равно погонятся. Зачем сражаться? Пусть я убью сотню, и все же найдется один, кто убьет меня.
«Вот как? Ты собралась сдаться?»
– Ты же хотела смерти.
«Да. Умереть, но не стать заложницей, не позволить себя использовать, не превратиться в оружие против моего народа. И если все так плохо, если выхода нет, тогда убей нас обеих. Убей сейчас, пока еще не слишком поздно».
Она права. Умереть лучше, чем оказаться во власти иеромонаха. Но хотя я приняла эту мысль, меня захлестнула новая волна гнева. Как он посмел так меня испугать? Как он посмел не оставить мне выбора? Я лучше умру, чем позволю себя забрать, но я умру, разбив его череп, а не свой.
Бежать времени не осталось. Они шли, их выкрики и шаги заполняли дом. И в любой момент кто-то мог заметить фонарь и войти. Что ж, тогда я буду готова. Я вцепилась обеими руками в дубинку, только усилие воли удерживало меня на ногах.