Мы — это мы (СИ)

Майло, не обращая внимания на Натана, все еще выкрикивавшего оскорбления и угрозы, двинулся прямо к Хэлу. Эдвард покосился на него, но не стал препятствовать — может, из-за его родства с Хэлом, а может, из-за увечья. Майло и впрямь представлял собой жалкое зрелище.

Но Хэл-то знал, насколько обманчива эта внешняя немощь.

Опираясь на костыль, Майло подковылял к брату и произнес железным тоном:

— Идем, Хэл. Повалял дурака, и хватит. Даже идиот сообразит, что якшаться со Свершителем — полное безумие. Такую тайну не сохранить, тебя изгонят.

— Я хранил ее больше двух лет, — возразил Хэл, и по худому лицу Майло скользнула мгновенная гримаса ярости. Прежде младший не смел его перебивать, — и буду хранить дальше. И ты тоже ничего не скажешь и велишь этим, — он махнул рукой в сторону парней, — держать язык за зубами.

— Это почему же? — спокойно осведомился Майло, хотя было видно, что он сдерживается из последних сил. Под сморщенной желтой кожей на шее конвульсивно подергивалась мышца.

Хэл приблизился к нему почти вплотную, стараясь дышать ртом — воняло от старшего невыносимо. И все же он не хотел, чтобы сказанное долетело до чьих-либо ушей, даже Эдварда. Это касалось только их семьи.

— Потому что иначе я расскажу всем, к чему ты принуждал мать... все эти годы. Когда вы оставались с ней дома только вдвоем.

В глубине души он ждал, даже надеялся, что сейчас Майло расхохочется ему в лицо и скажет, что он все выдумал. Всемогущий свидетель, как Хэлу хотелось, чтобы это было именно так, пусть даже он терял единственный козырь в борьбе за возможность жить собственной жизнью.

Но нет.

Дыхание Майло сорвалось. Хэл всегда думал, что выражение «потемнели глаза» — чисто поэтическое, но сейчас глаза старшего буквально почернели. От потрясения зрачки расширились, изгнав из радужек привычную голубизну.

— Я ее не принуждал, — хрипло произнес он, тоже понизив голос почти до шепота, — она сама... этого хотела. Для меня. И ты ничего не докажешь, она будет все отрицать.

— Я это сделаю на общем собрании, перед старейшинами и всей деревней, Всемогущим клянусь. Ты знаешь мать, врать она не умеет. Любой поймет по ее лицу, что все сказанное мной — правда.

— Ты... — Майло дышал все тяжелее, тощая грудь под рубашкой вздымалась рывками. — Ты не посмеешь. Как ты можешь? Это твоя мать и ради какого-то нелюдя...

Кулаки Хэла сжались.

— Я сделаю это ради первого в моей жизни настоящего друга, человека, которому, в отличие от всех вас, не наплевать на меня. Оставьте нас в покое, понятно? Твое время прошло, Майло. И тебе со мной не справиться...

Он понял ошибочность последних слов сразу же, как произнес их, но было уже поздно. Самое опасное, что можно сделать, — это швырнуть в лицо находящемуся на грани человеку правду о нем самом. Трусу нельзя говорить, что он трус, а слабаку, что он слабак.

В стремлении доказать самому себе, что это не так, самый робкий и тщедушный человек может совершить ужасное.

Отбросив костыль, Майло с безумным воплем вцепился в горло Хэла, и они вместе повалились на землю. Высохшее тело старшего весило немного, но он был высоким и костистым и стал бы настоящим силачом, если бы не болезнь. А руки, на которые почти всю жизнь ложился вес тела, несмотря на худобу, обладали неимоверной силой, сейчас удесятерившейся от ярости.

Они катались по сухой хвое, приминая редкие сорняки и чахлую еловую поросль; Хэл задыхался, но никак не мог оторвать брата от себя. Где-то над ними гомонили Натан и Бен, что-то говорил Эдвард, но сделать они ничего не успели, все закончилось буквально в несколько секунд.

Острые пальцы Майло вдавились в шею Хэла, которая накануне уже сильно пострадала от хватки Эдварда. Боль была такая, что Хэл света белого не взвидел и, желая лишь одного — чтобы это прекратилось, — с размаху ударил брата головой в лицо, прямо между глаз.

Руки Майло разжались, Хэл скинул с себя вонючее, костлявое тело, и его тут же вырвало. Он лежал на животе, лицом в мох, держась руками за горло, а в голове билась мысль, что его стошнило при Эдварде. Худшего унижения не придумаешь. Но болело так сильно, что ему почти сразу же стало наплевать, и когда крепкие руки ухватили его за плечи и помогли подняться, он уже забыл о своем позоре.

— Хэл, ты как? Хэл? — повторял Эдвард, обеспокоенно заглядывая ему в лицо.

Не в силах говорить, Хэл только помахал рукой, мол, нормально. Хотя по ощущениям в горле точно что-то повредилось, он не удивился бы, если б ртом пошла кровь. Поспешно развернулся, понимая, что ничего еще не закончилось.

Однако Майло почему-то продолжал лежать без движения, над ним склонились Бен и Арно. Натан стоял в стороне, с отвращением наблюдая, как Эдвард поддерживает кашляющего Хэла.

— Темный меня забери... — Бен поднял растерянный взгляд. — Он, кажется, того…

Хэл не мог говорить, только нахмурился и, отпихнув Бена, опустился на колени рядом с братом.

Он никогда прежде не видел смерть так близко, но сразу ее узнал. Видимо, старшему из сыновей Магуэно и правда недолго оставалось. Даже такой, в общем-то, не сильный удар довершил дело.