Муссон

— Меня зовут Абдулла Вазари из Ламу. Я честный купец, — заявил он не без вызова, но в то же время угодливо.

— Где ты купил свой нынешний товар, Вазари? — спросил Хэл.

— Я добросовестно заплатил за него полновесной монетой, Аллах свидетель, — уклончиво сказал капитан.

— И ты, несомненно, не заметил, что на тюках в твоем трюме стоят печати Английской Ост-Индской компании.

— Я не вор. Я их не украл, а честно купил.

— В таком случае кто продал тебе их, о Вазари, честный купец? И где именно?

— Мне их продал человек по имени Муссалим Бен-Джангири. Я не знал, что этот товар принадлежит английской компании.

— У тебя не было никаких свидетельств, кроме того, что видели твои глаза, — сухо сказал Хэл по-английски. Потом продолжил на арабском: — Где ты встретился с Джангири?

— На острове Дверь аль-Шайтана.

— Где этот остров? Когда ты отплыл от него?

— Лигах в пятидесяти отсюда, — пожал плечами Вазари. — Мы отплыли вчера с утренним ветром.

Оценка положения острова совпадала с тем, что указывалось в отцовском судовом журнале. Хэл отвернулся и принялся расхаживать взад и вперед, обдумывая новые сведения. Похоже, аль-Ауф продает свою добычу на открытом рынке на острове Флор-де-ла-Мар. Вероятно, арабы со всех восточных морей собираются там, чтобы заполнить трюмы крадеными товарами по сходной цене. Он снова повернулся к Вазари.

— Ты видел самого Джангири или одного из его подчиненных?

— Я видел его самого. Он только что вернулся из тяжелого боя с кораблем неверных. Его собственный корабль стоит в гавани, и он сильно поврежден…

Вазари неожиданно замолчал: до него только что дошло, что он стоит на палубе того самого корабля неверных, о котором говорит. На его лице появилось хитрое выражение.

— Джангири не говорил тебе, что в бою взял неверных в плен? — спросил Хэл.

Вазари отрицательно покачал головой.

— Он не хвастал перед тобой и ты не слышал разговоров о том, что он сделал своим рабом франкского мальчика? Лет одиннадцати-двенадцати?

Хэл старался задать этот вопрос небрежно, но увидел на лице Вазари неожиданно вспыхнувший интерес. Впрочем, Вазари, умудренный опытом купец, тут же его скрыл.

— Я старик, и память мне изменяет, — сказал он. — Возможно, какой-нибудь добрый милосердный поступок освежит ее.

— Например? — спросил Хэл.

— Вот если бы ты, господин, разрешил мне и моему кораблю беспрепятственно продолжить путь… Такой добрый поступок будет навсегда занесен в золотую книгу против твоего имени.

— Один добрый поступок стоит другого, — заметил Хэл. — Прояви доброту ко мне, Вазари, и, возможно, я буду добр с тобой. Когда ты был с Джангири, известным также как аль-Ауф, ты слышал о франкском ребенке?

Араб нерешительно потянул себя за бороду, потом сказал:

— Да, теперь я кое-что припоминаю.

— Что ты припоминаешь? — спросил Хэл, невольно коснувшись рукояти кинжала на поясе.

От араба не ускользнул этот жест.

— А вот что: два дня назад Джангири предложил мне купить раба, франкского мальчика, но такого, который говорит на языке пророка.

— Почему ты его не купил?

Хэл наклонился к Вазари так близко, что ощутил запах его последней трапезы — сушеной на солнце рыбы.

Вазари рассмеялся.

— Цена была лакх рупий. — Он удивленно повторил: — Лакх рупий за одного мальчика-раба.

— Это выкуп за принца, а не за раба, — согласился Хэл. — Ты видел мальчика?

— Ценой в один лакх? — Вазари удивился. — Джангари сказал, что сначала я должен показать золото, потом увижу мальчика. Я бедный человек и так и ответил Джангири. Где я возьму лакх рупий?

— Почему он запросил такую цену? — настаивал Хэл.

— Он сказал, что это ребенок из пророчества Теймтейма, — ответил Вазари.

— Я не знаю такого пророчества.

— Святой предсказал, что из моря придет ребенок с волосами необычного цвета.

— Какого цвета?

— Рыжего, — сказал Вазари. — Рыжего, как голова пророка. Джангири сказал, что у этого ребенка волосы цвета заката.

Хэл почувствовал, как дрогнуло сердце; его надежды ожили. Он отвернулся, чтобы Вазари не видел его лица, и отошел к борту. Стоял он там долго, позволяя ветру шевелить темные волосы. Потом обеими руками пригладил их и снова повернулся к Вазари.

— Ты был поистине добр, — сказал он и с улыбкой повернулся к Неду Тайлеру. — Отвезите этого человека и его экипаж на дау. Пусть плывут своей дорогой.

Нед удивился.

— Отпустить их? Прошу прощения, капитан, но как же украденный шелк?

— Пусть оставят себе. — Хэл громко рассмеялся, и все, кто это услышал, удивленно уставились на него. Много дней они не слышали смеха капитана.

— Это небольшое вознаграждение за то, что он мне дал.

— А что он дал вам, капитан? — спросил Нед. — Хотя, конечно, это не мое дело.

— Надежду! — ответил Хэл. — Он дал мне надежду.

Ночью баркас обогнул южную оконечность Флор-де-ла-Мар. Луна не взойдет еще час, и вокруг очень темно. О приближении берега Хэл мог судить только по фосфоресцирующей полоске прибоя. Хотя парус был выкрашен в черный цвет, он убрал его, чтобы корабль труднее было обнаружить с берега.