Я посмотрела на Прозор, думая обо всем, что между нами произошло. Я верила, что она и впрямь так хороша, как твердит ее репутация, но доказательство этому получила лишь единожды, когда шарльер открылся в точном соответствии с ее предсказанием. Только дурак стал бы придавать этому слишком большое значение, зная, как легко слепой случай мог сыграть свою роль. Но теперь, когда от команды остались только мы, мне больше некому было предложить свою верность.
– Я доверяю Прозор, – тихо сказала я. – Она не могла ошибиться. И еще мне бы хотелось тоже поглядеть на шарльер изнутри. Если вы позволите ей туда отправиться, я тоже хочу пойти.
– Можно восемнадцать дней просидеть в этой глуши, куда ветра фотоны не гоняли, рассматривая собственные большие пальцы, – продолжила Прозор. – И в конечном итоге все силы уйдут на ожидание. Или можно за тридцать часов войти, выйти и весело продолжить путь.
Она посеяла в душе Джастрабарска сомнения, пусть даже он сам мог это и не осознавать. В конце концов, это была Прозор – одна из лучших сканеров всех времен, и она предлагала ему шанс избежать нескольких недель скуки.
– Ты повторишь расчеты, которые привели тебя к этому выводу про тридцать часов, – сказал капитан, ткнув ей в лицо толстым пальцем. – И «примерно тридцать часов» – для меня негодная оценка. Если бы я хоть подумывал о том, чтобы отправить катер сейчас, а не при следующем открытии… Так, мне нужен ответ с точностью до минуты.
– Мне понадобятся мои бумаги, – заявила Прозор.
– Попрошу Ласкера принести все, что принадлежит тебе. Но ничего не обещаю. Нельзя так просто взойти на борт моего корабля и начать диктовать мне свои условия.
– Я о таком и мечтать не смею, капитан. Но ведь мы все здесь для того, чтобы заработать немного пистолей, не так ли?
Джастрабарск фыркнул. Но Прозор выдала самый убедительный из всех своих доводов.
Катер отправился к шарльеру с экипажем из восьми человек. Прозор сказала, что у нас есть двадцать семь часов и три минуты до того момента, как поверхность снова превратится в твердую корку, и если бы это был единственный расчет, имеющий отношение к делу, я бы уже порядком нервничала. Но Квансер твердил, что оставшееся время – без резерва на крайний случай – составляет всего лишь девять с половиной часов. Этого бы хватило, чтобы проникнуть внутрь шарльера и достичь точки, где отряд Ракамора нашел первые трофеи. Но ни о каком возвращении речь не шла… И все-таки Джастрабарск решил полностью довериться предсказаниям Прозор и пренебрег советами собственного знатока.
Я еще сильнее убедилась в том, что эти люди отличаются необычным подходом к опасности. Они ее принимали – и даже приветствовали, – когда опасность касалась защитных полей и ауспиций. Они были готовы подвергать себя огромному риску, когда речь шла о добыче, вознаграждении и соперничестве между экипажами, и извлекали выгоду из трудностей, возникающих из-за дверей, замков и вооруженных систем безопасности. Но при мысли о том, чтобы противостоять Босе, их энтузиазм сразу увядал. Она вселяла в них глубокий страх, и, поскольку большую часть времени ее можно было избегать или игнорировать, у них не было никакого стимула встретиться лицом к лицу с жутью, которую она воплощала. Но с моей стороны было бы неправильно называть их трусами. В той стихии, где они обитали, не было никого более храброго и восприимчивого к неизбежности смерти.
Я спрашивала себя: смогу ли когда-нибудь стать такой же, как они?..
Не сегодня, это уж точно. Но Прозор была достаточно уверена в своих расчетах, чтобы присоединиться к экспедиции, и я пообещала пойти с ней. Нам выдали скафандры из запасов «Железной куртизанки» – они оказались громоздкими и неудобными, но мы стерпели дискомфорт, сумели выкинуть его из головы, понимая, что если бы команда «Куртизанки» нарядилась в наши собственные скафандры, они тоже чувствовали бы себя плохо.
У Джастрабарска имелись свои копии карт Лофтлинга, однако он также получил соответствующие записи Ракамора и выжал из нас с Прозор все, что мы сумели вспомнить о первой экспедиции «Монетты».
– Все шло по плану. – Это было лучшее, что сумела сообщить Прозор. – Карты Лофтлинга оказались недурны. Но опять же, у Рэка был Мэттис – лучший из всех возможных открывателей.
Впрочем, как я постепенно узнавала, все команды были склонны думать, что у них есть лучший знаток в какой-нибудь области. Время от времени это даже оказывалось правдой. В экспедиции Джастрабарска участвовали два открывателя и два оценщика, и хотя я была слишком неопытной для подобных выводов, они показались мне уверенными в себе и компетентными. По пути к шарльеру они разложили по всему катеру карты и схемы, и за их быстрой дискуссией было сложно уследить, как за картами в руках опытных игроков.
– Они знают толк в шарльерах, – прошептала мне Прозор, когда включились ракетные двигатели, знаменуя конец пути. – У нас все будет ладушки.