Мстительница

Я уже слышала такие истории от Мэттиса и остальных. Все это было частью нормального порядка вещей: внутри шарльеров вещи имели обыкновение ломаться, и наша экспедиция не стала исключением. Вот почему никто из космоплавателей изначально не доверял слишком сложным системам. Чем меньше полагаешься на что-нибудь, тем меньше проблем, когда оно откажет. И по той же причине, невзирая ни на какие ауспиции, как правило, было неразумно проводить внутри шарльера слишком много времени.

– В таких местах не любят посетителей, – раздался голос Прозор сквозь визг испорченного трещальника. – Но если все происходит медленно и постепенно, как сейчас, это обычно не слишком серьезно.

– А если оно ускорится?

– Радуйся, что чтецы костей слишком ценны, чтобы посылать их в шарльеры.

Остальные восприняли развитие событий спокойно, следя за скоростью распада, сверяя ее с расчетами Лофтлинга, но не позволяя ей менять их планы. Они такого ожидали и, как к тяжести наших шагов в шахте, относились к этому феномену как к утомительному, но неизбежному аспекту ремесла.

Мэттис взломал два соединенных между собой хранилища, которые Лофтлинг не заметил. Отряд Рэка проделал обратный путь к катеру лишь один раз, так что большая часть сокровищ все еще ждала, когда их заберут: они лежали повсюду беспорядочными грудами, блестели и сбивали с толку, и почти ничего из увиденного я даже не надеялась узнать. Я таращилась на них в изумленном оцепенении, зачарованная многоцветьем, виденным ранее лишь в мечтах, а также цветами, которые даже не приходили мне на ум. Таких форм, текстур и материалов я никогда в жизни не видела, и все это громоздилось вокруг в безумном хаосе, словно мириады игрушек в комнате самого избалованного из всех детей, которые когда-либо жили за все десять миллионов лет существования Собрания.

Я посмотрела на добычу, а потом – на нас восьмерых и подумала о том, сколько мы сумеем вынести обратно по лестнице. Шутка космических масштабов. Можно было посетить эту комнату сотню раз, и все равно в ней осталось бы слишком много всего.

Но оценщики уже рылись в добыче, сортируя вещи и раскладывая в кучи поменьше, презрительно отбрасывая то или иное сокровище в сторону, как будто оно не заслуживало даже беглого взгляда.

– Все, что находится в этих хранилищах, имеет для кого-то определенную ценность, – сказал Джастрабарск. – Но не обязательно для нас. Мы берем то, что можем легко унести и выгодно продать в одном из миров. Тяжело понимать, что ты не в силах забрать все. Еще тяжелее, когда часы тикают. Для этого и нужны оценщики. Они делают трудный выбор вместо меня.

Мы пробыли в хранилищах три часа, а потом пришло время подниматься обратно по лестнице. Каждый должен был нести свою долю бремени. Скафандры были снабжены сетями, корзинами, ящиками и переметными сумками, которые теперь полнились добычей. От такого груза я едва могла двигаться, а моя доля была далеко не такой громоздкой, как у Джастрабарска. Первый поворот восходящей лестницы отнял у меня все силы. Но мы отдохнули и продолжили подъем, и постепенно я уловила бессмысленный ритм: надо было сосредоточиться на ступеньке впереди, запрещая себе думать про тысячу таких же, что маячили за нею.

Если наш вес и уменьшался по мере удаления от поглотителя, я от этого не ощутила никакой пользы. На самом деле приходилось прилагать все больше усилий, потому что мышцы уставали сильнее. Время от времени мы останавливались, и, когда я немного воспряла духом, Джастрабарск спросил по скрипучему, прерывистому трещальнику, не хочу ли я, чтобы кто-то забрал у меня ношу.

– Твоя доля не пострадает, Арафура. Ты и так достаточно хорошо справилась для новичка.

– Со мной все в порядке, – сказала я, тяжело дыша.

Однако по мере того, как мы поднимались все выше, – а это заняло больше времени, чем хотелось Джастрабарску, – даже оценщики начали рыться в ящиках и сетях, то и дело выбрасывая тяжелые предметы в пустоту за краем лестницы. Мы рисковали, заглядывая туда и провожая взглядом отвергнутые штуковины, падающие в безвоздушные глубины.

– А не лучше ли оставить их на лестнице, пусть бы кто-то другой нашел? – спросила я. – Они же представляли какую-то ценность, раз мы донесли их так далеко.

Надо мной посмеялись.

Поломки в наших скафандрах продолжали накапливаться в быстром темпе, но это шло в предсказуемой прогрессии, и мои спутники не сильно беспокоились. Трещальник вышел из строя совсем: сперва он кое-как работал, если мы стояли почти шлем к шлему, а потом стало проще соприкасаться шлемами, полагаясь на передачу звука через металл и стекло. Фонари тускнели, и круг света, ползущий вместе с нами наверх, постоянно уменьшался.

Это было не так уж и плохо. Чем меньше нам было видно, тем менее очевидным был тот факт, что мы – крошечные существа, которые пробираются по внутренней стороне вертикальной шахты, карабкаясь по лестнице, кажущейся процарапанным на камнях рисунком. Я старалась держаться как можно ближе к наружной стене и, если у меня получалось, почти могла забыть, что по другую сторону нет никакой защиты от падения в пропасть.