Мстительница

– Двадцать семь сойдет, – сказала она после минутных раздумий. – И еще пять дней останутся про запас. Знаю, вам не понравится, если придется использовать резерв, но разве когда-нибудь бывало такое, чтобы…

– Да, я понимаю, в чем риск. – Труско ощупал свои подбородки, касаясь плоти с такой осторожностью, словно их ему пришили без его ведома. – Двадцать девять дней для корабля предпочтительнее – я бы не хотел выпускать резервные паруса или сжигать ионные, – но запас прочности сократится до трех дней, и это будет неудобно, даже если мы сможем войти и выйти за половину этого времени. Не думаю, что я слишком осторожничаю…

– Вовсе нет, – вставила я.

– Мы рискнем парусами и ионными, – сказал он, кивая по очереди на Дрозну и Тиндуфа. – И сделаем все необходимые приготовления для этого шарльера заранее. В сообщении, перехваченном Фурой, упоминалась центральная шахта без лестницы. Мы столкнулись с чем-то подобным в Карнелионе, не так ли, Страмбли?

– Ой, да… – сказала та, слегка поморщившись. – Сколько ж было мороки со шкивами и лебедками.

– Но на этот раз мы будем готовы. Оборудование, которое мы в тот раз смастерили, еще значится в инвентаре. Нам понадобится представление о диаметре шахты и о том, как далеко нужно спуститься, сколько лиг веревки…

– Проверю, что у меня есть, – сказала Прозор.

– Как удачно для всех, – пробормотал Гатинг, – что ты совершенно случайно знаешь об этом месте столько всего.

Итак, все было решено. Корабль отправлялся к Клыку.

Мы выбросили паруса и сошли с орбиты вокруг второго шарльера; ионные двигатели гудели, придавая нам дополнительное ускорение. Если кто-то и беспокоился по поводу этого решения, то свои эмоции не скрывал лишь Гатинг. Остальные как будто были согласны со всем, что постановил Труско. Они не возлагали все свои надежды на последний шарльер, в особенности после унылой добычи в первых двух. А вот совсем другой шарльер, о котором ходили хоть какие-то слухи, – такое можно было одобрить, пусть и без больших надежд или ликования по поводу того, что ждало впереди. Эту команду так сильно изломала череда неудач и провалов, что они и думать не смели об ином. Если когда-нибудь я испытывала к ним подобие жалости или даже симпатии, то именно в то время.

Но я знала: не все идет хорошо.

Через три дня пути, когда на корабле установилась свойственная четырехнедельному рейсу рутина, до меня наконец дошло, в чем дело. Как будто с громким лязгом натянулась тетива арбалета внутри моего черепа.

Прозор не была откровенна ни с кем из нас по поводу ауспиций.

Даже со мной.

– Все хуже, чем ты нам сказала, – заявила я, загнав ее в угол по пути на камбуз. – Так?

– Ой да отвали…

– Просто скажи мне, в чем дело, Проз. Сколько у нас дней на самом деле останется, когда мы доберемся до шарльера? Ты сказала Труско, что пять, если поспешим с рейсом…

Она меня перебила:

– Два.

– Два?

– Ты все верно расслышала с первого раза, детка. Два дня, примерно с того момента, как мы выйдем на орбиту. Два дня, чтобы отправить туда катер, прикрепить лебедку, спуститься в шахту, отыскать комнаты призрачников, вытащить добычу наверх… и убраться, пока поле не зарубцевалось над нами как господень струп.

Страх, который прошел сквозь меня в тот момент, высосал тепло из моих костей так же жадно, как это сделала ловчая ткань.

– Почему ты солгала? Почему сказала ему, что у нас есть целых пять дней?

– Используй свое серое вещество, если только пришельческий череп уже не превратил половину в пюре. Труско даже не приблизится к Клыку, если будет знать, до чего у нас жесткие рамки. Он боится собственной тени. Единственное, что заставит его пойти туда, – щедрая порция лжи. Ну вот я и не поскупилась.

– Когда ты в последний раз была в Клыке, сколько вам понадобилось времени?

Прозор стиснула зубы:

– Три дня. Но это другое.

– Ну да, конечно другое. И вы едва успели выбраться. Два дня – это безумие.

– Тогда оно прекрасно впишется в твой план, не так ли? Внедриться в другую команду, вывернуть их планы наизнанку, отправиться за барахлом призрачников – словно это хорошая идея, ага… и все ради того, чтобы сделать из нас приманку для Босы.

– Все равно ты должна была мне сказать. Ты же собиралась мне все рассказать, не так ли? Или это должно было остаться тайной между тобой и твоими записными книжками?

– Конечно, я собиралась тебе сказать. Но то, что ты не узнала все сразу, не причинило тебе вреда.

Сурт передала мне разбитую голову Паладина так нежно, словно это был новорожденный ребенок. Я баюкала ее в ладонях, едва осмеливаясь сжать крепче, чтобы не причинить куполу больше вреда, чем ему уже досталось.

– Я сделала все, что могла, – сказала интегратор. – Вроде не умер, но от того, что с ним приключилось, он вырубил все части котелка, в каких не нуждался. «Консолидация ядра» – вот как это называется. Ты была рядом, когда его сломали?

Мне сразу привиделись Нейронный переулок, Квиндар и констебли, голова Паладина, которая летела над ними, словно сверкающий шар.

– Ага. Там была ужасная заварушка.