Мстительница

Но Сурт замыслила кое-что другое. Она скривила губы и спросила:

– Сколько книг ты прочитала?

В этом вопросе слышалось нечто вызывающее и дерзкое, но было в нем кое-что еще, и я не сразу распознала это чувство. Да, конечно, это был интерес. Настороженный, чуточку презрительный, равнозначный слабости – тому, в чем Сурт не смела признаться самой себе, – но, так или иначе, это действительно был интерес.

– Несколько, – ответила я. Потом сглотнула и уточнила: – Несколько сотен. Может, больше. Наверное, меньше тысячи.

Сурт покачала головой. С таким же успехом я могла бы сказать, что Старое Солнце – квадратное или что поглотители сделаны из сыра.

– В жизни не хватит часов на такое количество книг.

– Хватит, – спокойно возразила я. – Их более чем достаточно. Если читать понемногу каждый день…

Тут что-то омрачило ее лицо. Я подумала о том, как бы выразиться помягче – например, спросить Сурт, сколько времени она читает одну книгу или сколько книг, по ее мнению, прочитала, но в конце концов проследовала прямым курсом к тому, что следовало узнать.

– Сурт, ты умеешь читать?

Она обиделась меньше, чем я ожидала.

– Ремеслу интегратора учатся не по книгам.

– Знаю и понимаю. Я просто спрашиваю: ты умеешь читать?

В ней поубавилось самоуверенной дерзости.

– Я могу прочитать то, что нужно. Вроде надписей на карте, на манометре, прицепленном к бутылке с дыхалью, или на табличке – ну, знаешь, «опасность», «не входить» или «не лезь не в свое дело, мать твою».

– Я не сомневаюсь, что ты хороший интегратор. Это же ясно, Сурт, – иначе корабль не работал бы так, как сейчас. И я понимаю, что ты имеешь в виду, говоря о книгах. Я когда-то знала одну женщину по имени Трисиль. Она была оценщицей, и очень хорошей. Она тоже не особенно любила книги, но могла взглянуть на кусочек прошлого и точно узнать, сколько ему лет. Это знание добывается нелегким путем, и я не собираюсь его умалять.

Сурт взглянула на меня искоса:

– «Умалять». Это книжное слово?

– Возможно. – Я улыбнулась.

– Я видела тот мусор, который ты притащила с собой, – ту голову робота. Ты держишь ее при себе, но на корабле не так уж много секретов.

– Знаю… Робота звали Паладин. Его сломали, и все, что осталось, – это голова. Но я понятия не имею, сохранилось ли внутри хоть что-то от него.

– Могу проверить, если хочешь. Я разбираюсь в роботах. У большинства из них нет мозга, как у нас. Он распределен. Множественные когнитивные ядра – вот как это называется. Гиперпараллельная многопоточность. Но если робот попал в беду, он может поместить бо́льшую часть себя в одно из этих ядер. Иногда все, что нужно, – это его разбудить.

– Я… – Но мои слова иссякли. Я разрывалась между благодарностью и мерзкой, устойчивой тенью подозрения.

– Я не из тех, кто требует услугу за услугу, Фура, – сказала Сурт, как будто я могла подумать иначе. – Но на этом корабле побывало не так уж много людей, прочитавших тысячу книг, если ты не врешь. И если ты научишь меня читать хоть пару слов, это будет справедливой платой за то, что я взгляну на твоего робота.

Катер вернулся. В соответствии с осторожным подходом Труско они завершили одну экспедицию в шарльер и на том объявили миссию выполненной, хоть окно и позволяло сделать второй, а то и третий рейс. Я все время мыслями возвращалась к Ракамору, который прощался с Трисиль, пригвожденной к корпусу «Монетты» гарпуном, к храбрости и отваге его команды, и еще я думала про Джастрабарска, который сделал ставку на ауспиции Прозор, пусть даже его собственный чтец шарльеров заявил, что окно скоро закроется. Стоило бы презирать Труско и его предприятие, и на каком-то уровне так оно и было. Вместе с тем я нуждалась в этих людях, и, как бы они ко мне ни относились, я теперь была частью той же самой команды и намеревалась их изменить.

Хотели они того или нет.

Мы собрались на камбузе, чтобы посмотреть на результаты экспедиции. Пожалуй, улов оказался еще печальнее, чем в первый раз, хотя по речам Труско догадаться об этом было непросто.

– Красиво, красиво, – повторял он, пока товар вытаскивали из ящиков и раскладывали на всеобщее обозрение. – За это мы получим один-два славных пистоля, это я вам точно говорю.

– Ну да, одну меру точно получим, – сказал Гатинг. – Почти хватит на одну порцию выпивки в Тревенца-Рич. О да, мы теперь богатые.

– Ты оценщик, – сказала Страмбли, обратив к нему перекошенное лицо. – Ты не можешь винить остальных, если сам не нашел что-нибудь здоровское.

– А еще я не могу даже гадать о том, что могло быть за дверями, которые ты не смогла открыть, – не остался в долгу Гатинг.

– Ну так не гадай.

– Что это такое? – спросила я, когда Тиндуф достал из ящика кусок ткани. Она была черной, абсолютно черной, так что на ней невозможно было разглядеть никаких складок или морщин, и еще она выглядела тоньше всего, что мне случалось видеть, как будто в ней вообще не было толщины. Ткань непрерывно и беспокойно колыхалась, как флаг на сильном ветру.

Но в каюте не было ветра.

– Ловчая ткань, – сказал Дрозна. – И вероятно, столько я не видел за всю свою жизнь.

– Тогда это чего-то стоит.