– Слаб, я знаю. Он всегда скрывал от тебя самое худшее. Он не хотел, чтобы ты все время переживала. Сделай мне последнее одолжение, Фура. На какой бы корабль ты ни забралась, сойди с него и возвращайся на Мазариль. Иди к нему и обещай, что не покинешь.
– Не могу, – сказала я, надеясь, что она не расслышит в моих словах ужасную пустоту. – Не сейчас. А как же Гарваль? Что с ней случилось?
Это было слабым утешением, когда она перестала расспрашивать меня об отце и заговорила о Гарваль.
– Это ужасно, Фура. Хуже, чем я могу описать. Босе нечасто удается в назидание другим покарать предателя, который сумел так близко подобраться к ней под прикрытием лжи… но теперь она наверстывает упущенное.
– Она что, убила ее?
– Она убивает ее, Фура. Медленно. Жутко. Есть лекарство, химическое вещество, которое действует на кости. Обезьяньи кости. Пока жертва еще жива. Боса вливает его в Гарваль, и каждый день мы видим, что оно с ней сделало, как изменило со вчерашнего дня… и мы все знаем, к чему это приведет. Чем все закончится. Я бы убила ее, если бы могла, Фура. Честное слово, убила бы. Я бы оказала ей такую любезность и поцеловала на прощание. Но Боса слишком хитра. Никто не может подобраться достаточно близко, чтобы избавить Гарваль от страданий, да большинство из членов ее команды этого и не захотят. А если я рискну, она обратит на меня свой гнев, пусть я и чтец костей.
– Если ты пытаешься заставить меня забыть про Босу, это не лучший способ.
– Нет, Фура. Я правда этого хочу. Я рада, что мы снова нашли друг друга – более чем рада. Ты дала мне повод держаться. Но я сама найду выход. Нельзя, чтобы ты тоже в этом увязла.
– Я уже увязла. И я собиралась так или иначе отыскать Босу. Мы идем за ней, Адрана.
– Ничего хорошего из этого не выйдет. Ты помнишь, что случилось с Ракамором?
– Ракамор был не готов к встрече с нею. И он бы не уничтожил «Рассекающую ночь», даже если бы у него нашлись средства.
– А ты думаешь, что сможешь?
– Причинить ей боль? Сильную? О да, я смогу. И если ей захочется играть по таким правилам, то я могу тоже начать выдумывать жестокости.
– Тогда слушай. Я совершила ошибку и втравила тебя в эту историю. Какое-то время я думала, что твоя смерть на моей совести, и это было хуже всего, что Боса сумела для меня выдумать. Но теперь я все знаю, и, что бы она ни сделала, ей не отнять у меня это знание. Однако я не хочу, чтобы ты снова оказалась в беде.
Я ощутила обрубок предплечья, втиснутый в жестяной рукав протеза. Я ощутила светлячка, который пробирался под кожей, вызывая зуд, и запускал любознательные маленькие усики в мой череп. Я подумала о Морсеньксе и Квиндаре, о людях, которых оставила на Мазариле, о том, как они визжали и вопили, катались по земле и терли ослепшие глаза.
– Поздновато держать меня подальше от беды.
Мы разорвали контакт лишь после того, как отыскали в наших соответствующих распорядках время, когда вахты в комнате костей совпадали. Я знала, что еще многое нужно сказать и многое никогда не будет сказано – по крайней мере, до тех пор, пока мы не воссоединимся опять. Внутри меня бурлили и кипели эмоции, и ни одна из них не была хорошей. Меня трясло и тошнило, как будто я впервые осознала, на что иду. Боса Сеннен существовала на самом деле – я начала забывать об этом факте, но теперь он врезался в меня, как таран. Она была реальна и жестока; ее подобный темному призраку корабль находился где-то там, посылая сообщения через сверхсеть, и мне хватило глупости думать, что я сумею расправиться и с Босой, и с «Рассекающей ночь».
Прозор увидела меня, когда я крутила колесо на двери в комнату костей, запирая ее снаружи.
– Что-то изменилось, – сказала она, глядя на меня пристальнее, чем мне хотелось бы. – Не знаю что, но что-то случилось.
– По моему лицу так легко читать?
– Ты не шарльер, Фура. Ты не слишком хорошо скрываешь свои секреты. – Прозор взяла мои жестяные пальцы в свои. – Я прикинула, что это вопрос времени, – разумеется, если она еще жива. Вы обе такие одаренные в том, что касается костей. Как она?
– Жива. По поводу остального я не уверена.
– Что ты ей сказала?
– Что я иду.
Прозор резко отвернулась:
– И тебе никогда не приходило в голову, что она может больше не быть твоей сестрой? Если, конечно, это еще имеет значение?
– Это была она.
– Я и не утверждаю иного. Просто она могла перейти на другую сторону.
Мне захотелось дать ей пощечину. Должно быть, Прозор увидела в моих глазах злобу, потому что крепче сжала мою руку.
– Я ее знаю, – выдавила я сквозь зубы.
– Я тоже думала, что знаю тебя, – не сдавалась Прозор. – Но ты изменилась. Стала тем, кем раньше не была, и это не заняло много месяцев. Думаешь, твоя сестра не могла измениться в той же степени? Адрана сильна, но Иллирия тоже была сильной.
– Она стала новой Босой. Знаю. Но с Адраной такого не случится. Ты сама сказала: Боса использует наркотики и хирургию, и она не будет рисковать ни тем ни другим с чтецом костей.