Мститель

Хозяин лавки наполнил бокалы ребят вином и выпил с ними за великую и свободную Францию.

– Водянистый вкус! И слабый запах! Совсем не как пасхальное вино, которое делала бабушка Сара! А? Что скажешь, Шмyлик[87]?

– Куда им до вина нашей бабушки Сары, да пребудет её душа в раю! Но пить можно! Тем более бесплатно!

А радушный владелец лавки уже забрал у них опустошенные бокалы и, выдав им новые, налил в них каберне. Он все время что-то доброжелательно говорил, то и дело бросая пылкие взгляды на проходивших мимо женщин.

– Лехаим! – провозгласил Шолом.

– Êtes-vous juif[88]? Sprichst du Deutsch[89]? Gut[90]! – только и мог сказать торговец вином, вспоминая свой почти забытый немецкий.

– Jude! Jude! Wie Jesus![91] – подтвердил Шолом.

– Jesus ist gut! Frankreich ist gut! Für uns![92]

И веселая троица осушила бокалы. Под вечер братья наелись и напились допьяна и веселые и счастливые рухнули спать.

Шолом был поражен увиденным и написал об этом следующие строки: «Я видел радость всего народа! Это великий праздник равенства, объединивший всех людей, не разделяя их по признакам вероисповедания или национальности. Я танцевал на улицах города вместе со всеми. Никогда ранее я не испытывал такой радости и такого чувства полета от ощущения, что передо мной открылся совершенно новый мир!»[93]

Сцена 16

Когда Шолом устроился на работу по профессии, у него появились деньги и статус. И его жизнь в Париже вошла в стабильное, идущее по расписанию русло. Утром шел на работу, в обед выбегал в маленькое кафе напротив, чтобы перекусить, а после работы, купив необходимое в бакалейной лавке, шел домой. Однако в свободное время он все равно приходил на собрания анархистов, обсуждая с ними международные вопросы и ситуацию в России.

Как-то его пригласили на одно такое мероприятие, и там представили очаровательной девушке из Одессы, Хане Реднер. И снова Шолом ощутил в груди бушующий ураган просыпающейся любви. Хана поразила Шолома своей бойкой эрудицией и бесподобным одесским юмором. Они начали встречаться. Кафе, выставки, музеи, бульвары и улочки Парижа стали прекрасной декорацией любви Ханы и Шолома.

Шолом написал о своей возлюбленной Иче, при этом неуклюже извиняясь за эту любовь к кому-то еще, кроме отца. Он совсем недавно еще считал, что беззаветно любить можно лишь самых близких, но никак не женщину, которая является существом материалистическим и чрезмерно эгоистическим. Но, видимо, как писал он отцу, Хана – это другое…

С одной стороны, он полюбил её, а с другой, считал себя человеком, предавшим и отца, и товарищей-революционеров. Тем не менее, спустя почти четыре года ухаживаний и сомнений, Шолом решился сделать Хане предложение руки и сердца. Папа с радостью благословил Шолома на свадьбу в письме. Казалось бы, все было хорошо, но не совсем. Шолому еще предстояло объяснить эту двойную лояльность друзьям-революционерам. А они крайне негативно относились к бракам.

Один из них, старый анархист, прямо сказал Шолому на улице:

– Похоже твоя дамочка, Шварцбурд, совсем тебя с ума свела! Пропадешь, как Самсон из-за Далилы! Знай! Тот, кто полюбил женщину, пропал для дела революции! Он уже стал подкаблучником! А двум богам служить нельзя! Борцы за революцию не могут себе позволить семью!

Шолому было больно и даже стыдно за себя, но на этот раз любовь победила.

И вот, на одном из собраний Шолом взял слово и начал громко рассказывать следующую притчу:

– Товарищи! Дорогие мои друзья! Прошу внимания! Так как я сын хасида, то и начну свой рассказ с хасидской истории. Не так давно душа моя поднялась в небесные чертоги! И встретил меня там седобородый старец в древних белоснежных одеждах! И понял я, что это либо Илия пророк или Раби Ишмоэл, первосвященник иерусалимский! И поприветствовал он меня и повел меня показать мне вход в рай! И увидел я, что у входа в рай стоит очередь! Но не такая большая, ведь праведников не так много в мире! И все там, как при входе в Ноев ковчег, стоят по двое! У каждого мужчины женщина, и наоборот! А я один! И сказал мне старец: «Не видать тебе рая, Шолом, если ты будешь один!» И стало мне очень горько и плохо! Ведь все мы, революционеры, стремимся построить рай на земле! Но не стал я горевать и, спустившись на землю, стал искать ту, жизнь с которой станет моим раем! И увидел её! И нашел! И вот она тут! Моя любовь, душа и радость! Моя родная Ханале!

И Шолом подошел к сидевшей на стуле, маленького роста, худенькой и черноглазой Хане, встал перед ней на колено и попросил её стать своей женой. Последовал грохот аплодисментов и поздравления со всех сторон. Большинство одобрило выбор Шолома.

Шолом смотрел на светящуюся от счастья Хану и любовался своим выбором.

«Конечно, она не Руфь[94], – думал он, – Ханa гордая, свободолюбивая, эмансипированная девушка! Но именно за это я её и полюбил. Не только подруга и жена, но и верный товарищ и партнер в моем деле борьбы, мой дорогой друг, который никогда меня не предаст!»

Сцена 17