«Вы предъявили мне вчера два совершенно разного свойства и несопоставимых по тяжести обвинения. Первое заключалось в том, что я, не посчитавшись с чувствами мисс Беннет и мистера Бингли, разлучил двух влюбленных, а второе – что вопреки лежавшим на мне обязательствам, долгу, чести и человечности, я подорвал благосостояние мистера Уикхема и уничтожил его надежды на будущее».
Разрушил будущее этого негодяя! Я создал для него все условия, а он в благодарность за это попытался разрушить жизнь моей сестры. Но ответ на первое обвинение должен быть первым.
Я вспомнил осень, когда приехал в Хартфордшир помочь Бингли. Всего несколько месяцев назад, а как будто целая жизнь прошла.
«Вскоре после нашего приезда в Хартфордшир я, как и многие другие, стал замечать, что Бингли предпочитает Вашу сестру всем молодым женщинам в местном обществе. С этой минуты я стал присматриваться к поведению моего друга. Только тогда я обнаружил, что его чувство к мисс Беннет намного превосходит все его прежние увлечения».
Всё должно быть честно. Я не был искренним тогда. Я ведь видел привязанность у Бингли, и не строил иллюзий.
«Не менее внимательно я наблюдал за Вашей сестрой. Ее манеры и поведение казались, как всегда, приветливыми, веселыми и непосредственными и не давали ни малейшего повода думать, что ее сердце задето сколько–нибудь серьезно. Приглядываясь к ней в течение всего вечера, я пришел к выводу, что мисс Беннет охотно принимает ухаживания мистера Бингли, но сама не питает к нему глубокого чувства. Коль скоро Ваши сведения говорят о другом, по–видимому, я ошибся. Вы знаете Вашу сестру лучше, и поэтому так оно, вероятно, и есть».
Я проявлял понимание чувств Элизабет, вставшей на защиту своей сетры. Но мои чувства тоже необходимо понять.
«…Неравенство происхождения для моего друга играло меньшую роль, чем для меня. Однако существовали и другие препятствия. Эти препятствия существуют и поныне».
Сомнения одолевали меня. Я перечислил все эти причины во время нашего разговора. Вспомнились слова Элизабет «если бы вы вели себя так, как подобает благородному человеку». Джентльмен не должен напоминать о недостатках её семьи? Во мне начало закипать возмущение. Ведь я не открыл ничего нового, я просто высказал всем очевидную правду. И я могу повторить её вновь. Меня все равно уже воспринимают с отвращение, так чего мне бояться?
«Об этих препятствиях я все же должен вкратце упомянуть. Низкое общественное положение Вашей родни с материнской стороны значит весьма немного по сравнению с полным отсутствием такта, столь часто обнаруживаемым миссис Беннет и Вашими тремя младшими сестрами, а по временам даже Вашим отцом. Простите меня, мне тяжело наносить Вам еще одну обиду».
Неблагородно? Слова и мысли рождались в один момент. Ведь теперь я просил прощения. Что может быть благороднее?
«…постарайтесь утешить себя мыслью, что Вы сами, так же как Ваша старшая сестра, не заслуживаете ни малейшего упрека в том же роде и своим поведением постоянно свидетельствуете о присущем Вам вкусе и уме».
Не только благородный, подумал я, но и великодушный.