Морской конек

Это продолжалось даже тогда, когда мы с Сантану ехали в метро на юго-запад города, где жила Ева. Над дверью вагона мы заметили рекламу сайта знакомств Shaadi.com – «Умный способ найти спутника жизни». Неха, 25 лет, модель, любит современное искусство и бокс. Санджай, 29 лет, бизнесмен, любит Сталлоне и дикую природу.

– Сантану, 34 года, упертый академик, ненавидит все, – предложил я.

– Неемия, 32 года, бездельник, никудышный человек.

Когда у нас закончились оскорбления, он сказал мне:

– Кстати, когда мы доберемся до Евы, обрати внимание, что на обеденном столе.

– И что же?

– Вот увидишь.

В тот вечер мне уже хватало сюрпризов.

– Скажи…

– Скажу. Потом.

И больше я ни слова из него не вытянул. На следующей остановке вошел мужчина в блестящей черной кожаной куртке, остриженный по-военному, и встал передо мной. На его шее, ниже подбородка, я заметил нечеткую татуировку в виде двух игральных костей.

Ева жила в Уимблдоне, недалеко от храма Буддхападипа, в небольшой, но довольно дорогой квартире, полной изящной современной мебели, стильных индустриальных абажуров и ярких городских фотографий – была среди них серия фото женщины в стеклянной коробке у мостов, скал, на краю небоскребов. Сантану говорил мне, что отец Евы был богатым предпринимателем из Токио.

– Такое нельзя себе позволить на нормальную зарплату.

В гостиной Евы собралось человек двенадцать, а то и меньше – друзья из Токио, которые учились в Лондоне, пара коллег по институту, в том числе Тамсин, несколько писателей и художников с мероприятий в Вильгельмайне, палестинка с торжественным лицом и блестящими темными кудрями, падавшими ей на плечи.

Дверь открыла Ева; она говорила по телефону и жестом показала, что освободится через минуту.

– Простите, – сказала она, договорив. – Стефан звонил, хотел определиться с датами, – я заметил, что ее глаза – яркие, необычно сияющие. Стефаном звали ее бойфренда, или, как чаще здесь выражались, ее партнера, который жил не то в Париже, не то в Женеве. Сюда явился в качестве… она говорила, но я забыл. В голову лезло только «иностранный корреспондент». Я спросил у Сантану.

– Журналист он, по-моему.

– Кстати, – сказал я чуть тише, – не вижу на столе ничего необычного, – я обвел жестом комнату.

– Видишь цветы? – спросил он. В центре стола стояла ваза с белыми лилиями на длинных стеблях. – Где бы он ни был, он каждую неделю присылает ей новый букет.

Комната была полна их ароматом, сильным запахом тоски, плывшим над мурлыканьем разговоров, Ани Дифранко[22] в колонках, звоном стаканов. Чуть позже Ева представила нам палестинку.

– Сантану, Нем, это Яра… она просила меня не представлять ее как поэтессу.

Девушка за спиной Евы улыбнулась. Мы спросили, почему.

У Яры было лицо как с картины Модильяни. Идеально выточенное, овальное, с заостренным подбородком и длинным, выступающим носом; только ее глаза и волосы были куда более дерзкими, чем все, что он когда-либо запечатлел на холсте.

– Потому что люди смотрят на меня с жалостью. Типа – бедный ребенок, какая трудная жизнь, – ее голос был приятно хриплым, она чуть округляла и выделяла гласные.

– А что ты обычно им говоришь? – спросил Сантану. Я никогда не замечал, чтобы он смотрел на кого-то с таким удовольствием. Она рассмеялась.

– Что я преподаю – но реакция та же самая.

Яра работала репетитором арабского языка в городском языковом центре, и, по ее словам, большинство ее учеников были дипломатами. Спустя несколько недель она подарила нам по экземпляру своей книги «Как пережить дыхание», аккуратно переплетенной книги на двух языках. Изящные, интуитивные строчки падали на страницы.

– Яра – арабское имя? – спросил Сантану.

– Да, оно означает «маленькая бабочка»… но мое имя, кажется, встречается в разных языках. На бразильском яра – богиня воды, на языке аборигенов это слово означает чайку, на языке инков – песню любви и смерти, на санскрите – яркий свет… на хинди, кажется…

– Друга, – вмешался Сантану.

– Верно… Но моя любимая версия – не знаю, правда это или нет, – что оно пришло из языка коренных американцев.

И что оно означает у них, спросили мы.

– Линия горизонта, разделяющая звезды и океан.

– Это потому что ты поэтесса, – поддразнила Ева. – Мне больше нравится богиня воды… хотя так можно подумать, что ты модель, которая позирует в купальнике.

Яра сказала, что, если у нее не получится ничего другого, она задумается о своем истинном призвании. Она повернулась к Сантану; в ее глазах, угольно-черных, сиял серебристый свет.

– А твое имя что значит?

– Боюсь, оно далеко не так поэтично и разнообразно. Оно простое и благонравное…

– Как овсянка?

Сантану хватило чувства такта посмеяться вместе со всеми.

– А твое? – спросила она. Уголки ее губ были окрашены вином.

– Мое? У меня библейское имя…

– Я знаю, – ее взгляд приводил в замешательство. Я замялся.

– Оно означает – строитель новых миров.