Я запнулся на слове «затуманившийся» и подумал, что лучше бы мне не читать это слово. Может быть, я выбрал неподходящий отрывок для чтения вслух. Я решил зачитать то, что написал о фотографиях Дели семидесятых годов, вдохновившись обзором о Рембрандте, где говорилось об «обращении взгляда вспять». Автор обзора представил, что портреты по ночам, в тишине галереи, оживают, и я последовал его примеру. –
Писатель наделил картины Рембрандта зрением, представив, что они наблюдают, как перед ними движутся века, лица, в свою очередь разглядывающие их. Дойдя до конца, я стал читать медленнее, задерживаясь на моей заветной строчке:
Я поднял глаза. Было неприятно видеть, как все смотрят на меня. Я был рад, что закончил. Ева и ее подруга тихо переговаривались; я поймал взгляд Евы, и она улыбнулась. Светловолосый юноша за ними копался в телефоне.
После меня еще один автор зачитал свой отрывок, и все закончилось. Радостно внесли вино, в углу устроили своего рода бар. Люди бродили вокруг него, сжимая в руках бокалы на длинных ножках, и непринужденно, охотно знакомились. Вокруг Сантану и непальского художника собрались компании. Появившись из ниоткуда, Ева коснулась моего плеча.
– Нем, ты был великолепен.
От комплиментов я всегда нервничаю, и в этот раз тоже нервно рассмеялся.
– Ну… спасибо, – сказал я, стараясь хоть как-то проявить любезность.
– Нет, правда. Тамсин тоже так считает, – она повернулась, чтобы быстро представить нас друг другу. Тамсин работала в том же институте дизайнером. – Она делает для нас все эти красивые плакаты и брошюры.
У подруги Евы, как и у самой Евы, тоже были темные волосы – но длиннее, спадавшие на плечи, и сама она была выше, полнее. Что-то в ней напомнило мне о британских женщинах из журналов шестидесятых годов, которые собирала моя бабушка. Русско-красные губы и стрелки «кошачий глаз», облегающие брюки-дудочки и расшитый бисером топ. Я поблагодарил ее за то, что пришла; она очаровательно заметила, что ей очень понравилось, и я не смог определить, откуда она, по ее легкому, но заметному акценту.
– Ты, – я решил ткнуть пальцем в небо, – из Шотландии?
– Близко, – ее губы изогнулись в улыбке. – Я из Корнуолла.
– Ты потом придешь к нам, да? – спросила Ева. Я колебался. Она коснулась моей руки. – Давай, там будет не так много людей.
Я сказал – увидимся. Ева тянулась к людям так, как мало кто в этом городе. Никто не сказал мне, что Лондон тоже может быть ужасно одиноким.
Когда я направлялся к бару, чтобы вновь налить себе выпить, меня позвали. За мной стоял молодой блондин, по-прежнему в зимнем пальто. Судя по всему, ему не терпелось уйти. Зачем тогда, с раздражением подумал я, он вообще сюда пришел?
Он протянул мне брошюру и ручку.
– Не могли бы вы подписать, пожалуйста? – брошюра была раскрыта на странице с моим отрывком. Странная просьба, но кто я такой, чтобы спорить? Разве писатели не раздают автографы?
– Для кого подписать? – спросил я. Кожа юноши была нежной, бледной, покрасневшей там, где ее коснулся холод.
– Для Николаса, пожалуйста.
Ручка замерла над страницей.
– Что-то не так? – спросил юноша, чуть удивленный.
– Нет, вовсе нет, – я подписал, как он просил, с самым беззаботным видом.
– И не могли бы вы добавить: «Неемия»?
Я хотел написать «Нем» – так было короче, и никто не называл меня Неемией. Никто, кроме одного человека.
– Это он тебя прислал?
Мальчик наклонил голову, как птица.
– Боюсь, я не понимаю, о чем вы говорите.
– Кто ты?
Вместо ответа он передал мне тонкий белый конверт.
Я стоял, не в силах вымолвить ни слова, и смотрел, как он сливается с толпой. К тому времени как до меня дошло, что нужно следовать за ним, мой быстроногий посыльный был уже у двери. Он толкнул ее, открыл и вышел.
Помню, как Николас впервые повел меня плавать.
Однажды днем мы вышли из бунгало и направились прочь от Ридж-Форест, к Радж Нивас Марг. Мы приближались к городу, шум транспорта и велосипедные гудки становились все громче, и наконец мы пересекли широкое пространство Шам Нат Марг.
– Куда мы идем?
– Почти пришли.