Морриган

Губерт стоял возле открытого шкафа с книгами. Никогда у него не было к ним особого доверия, может потому, что все ученые, которых ему довелось видеть, были — несмотря на всю свою славу и мудрость — люди, не знающие, на каком они живут свете. Кое–что слышал он и про крестьянские войны. Сам юноша явно предпочитал, чтобы на деревьях висели яблоки или там груши. А после той битвы всех пленных, которых захватили горцы и рыцари, после пыток повесили вдоль дороги в замок на виселицах, деревьях, столбах… Там они провисели до той самой поры, когда он покидал двор. Сражения и убийства его самого возбуждали, как и всех других, но вот виселиц и эшафотов он не любил. Человек должен умирать… как человек.

— Я спрашивала, знаешь ли ты, чем Морриган является на самом деле. Мне это известно. Всякий раз это сумасшедшая волшебница, у которой мозги в голове перемешались из–за зависти к обычным людям. И если она и вправду объявилась, то я знаю, как найти ее, прежде чем все это начнется.

Прежде чем задать следующий вопрос, Губерт переварил про себя эту новость.

— Откуда ты знаешь это столь хорошо?

— Нас учат использовать магию и учат про угрозы, которые магия с собой несет. А история Морриган — это безумие, самая большая и худшая опасность, которая встречает волшебницу. И случается подобное довольно регулярно. Какая–нибудь из них открывает чары управления людьми и отыгрывается за всю свою пропащую жизнь. Она осваивает управление людьми, получает над ними власть, а такая власть развращает.

Неожиданно Губерт поглядел на Алисию по–иному. Ему не нравилось то, что он только что услышал.

— Откуда тебе известно, что это началось… Ведь сейчас лето, и пока никто ничего не знает.

— Нет, пока что не началось. Но начнется. Через год, через полгода, через пять лет. Все начнется, когда она будет готова, когда ей удастся. Сейчас она свела с ума группу солдат. Потом сведет с ума таких людей, которым удастся поднять бунт. Для нее это забава. Сейчас же она только тренируется. Подобного рода чары очень сложны — на большом расстоянии она должна контролировать мысли целой группы. Вы их перебили, потому что наверняка она еще не умеет вести их в бою. А может просто не нашла для них подходящего предводителя.

— Они и вправду вели себя как дураки. Не стреляли, а поперлись с мечами в открытое поле, прямо под наши копыта. И в основном это были пожилые наемники. Разве что трахнутые в свои пустые кадушки.

— Ее можно остановить, пока не начала бунта. Потом уже все катится без ее участия. Тогда уже она сидит себе в укрытии, смотрит в свой стеклянный шар и развлекается на всю катушку. И никто не знает, что это именно из–за нее. Да и кто станет подозревать старуху в доме на пустоши. Разыскивают богиню, а таковой никогда и не было: никаких храмов, никаких священников — ничего такого, что можно было бы уничтожить до конца, запретить, искоренить. Одна лишь память, что Морриган когда–нибудь поможет отплатить за обиды. Но ведь никто еще не придумал, как успешно воевать с памятью. Еще говорят, будто Морриган — живая богиня, и как раз это рьяно подтверждают все, кто желает ее изничтожить. Для бунтарей же всегда найдутся какиени–будь сумасшедшие проповедники, которые желают хоть на час сделаться кем–нибудь значительным. Вот они сами от себя и провозглашают славу Морриган, Повелительнице Мести. У людей всегда имеется достаточно причин для того, чтобы перевернуть мир вверх ногами, им нужны лишь предводители. Или один вождь.

— А тому, кто желает с ними бороться, нужны враги, — понял ситуацию Губерт. — Ты говоришь, что в той войне резались во имя богов, но по личным причинам? Но, если все так, тогда врага можно легко схватить.

— Естественно! И как раз в этом и состоит вся… забава. Волшебницы всегда под рукой, а даже если и нет, то в любой деревне имеется такая беззащитная женщина, которую все считают ведьмой. Тогда устраивается охота. Вот только Морриган всегда успевает чуть пораньше спрятаться. Она сидит в безопасности и может на все эти игры посмотреть. Для нее это и есть самое главное.

— Сука больная!

— Не более, чем самая обычная мещанка, что ходит попялиться на казни. Нас учат, что зло является нормальной частью нормальной жизни. Так что и справляться с ним следует тоже нормально.

Молодой рыцарь размышлял о собственной кисти и телах мужиков из деревни. Когда его укладывали на телегу, тамошние как раз собирали трупы. Не больше двух десятков. Немного детей, немного женщин, пара мужиков, трое княжеских рыцарей. Приятели по турнирам. Какая–то старуха стояла на коленях в снегу. Все ее домашние находились во дворе, именно там, где отряд лучников ударил в самом начале. Виновных покарали справедливо, только Губерт все так же не любил эшафотов. И руки палачу тоже не подал бы. С другой же стороны, сам лично пару раз убил встреченных разбойников. Был ли он палачом? Нет, не нужно размышлять над такими вещами. Что же касается этого зла… Тут волшебницы могли быть и правы. Мастер Якуб тоже говорил нечто подобное.

— Не нравится мне это.