Губерт сложно было шокировать, несмотря на юные года, он уже успел увидеть многое. Гораздо больше, чем пожилой крестьянин за всю жизнь. Потому–то и сейчас он собрался быстро — психически, потому что сил ему хватало лишь на то, чтобы стоять, прислонившись к стенке. Нет, что–то здесь было не так — кто–то терпеливо и страстно работал над ним всю ночь. Так или иначе, но Алисии придется объяснить ему этот ночной кошмар.
И тут она вошла в комнату. Губерт не был способен промолвить ни слова. На ней была лишь та сама юбочка. Волосы стручками обклеивали ее спину и плечи, на полу оставались следы от потных, мокрых стоп.
Алисия шла с трудом, а выглядела словно труп. Губерт не успел издать из себя ни звука, когда девушка схватилась за него, и они оба упали на кровать.
— Удалось! — просопела она. — Полный успех! Следовало ожидать, что первое, за что ею схватишься, будут мои сиськи.
Губерт пошевелил кистью. Алсия была права.
И только лишь потом до его переполненной взбаламученными мыслями башки дошло, что он сделал это пальцами левой руки.
— Не могу поверить. Ты сотворила чудо!
Они сидели за столом, закутавшись в простыни. Не было никаких сил, чтобы одеться. Алисия пила один за другим кубки с морковным соком, заедая всем, что только попадало под руку: хлеб с медом, квашеный огурчик, пирожок, колбаса. У нее все еще были синяки под глазами, и хотя волосы уже обсохли, но все равно — жирные и склеившиеся стручками — они вызывали самые печальные впечатления. Губерт забавлялся тем, что сгибал и выпрямлял пальцы, касался своей новоприобретенной кисти, брал ею все, хлопал в ладоши. Неожиданно, в приступе волчьего голода он слопал холодную курицу (держа ее в левой руке) и с наслаждением облизывал пальцы. Он даже кусал их, как бы проверяя, не исчезнут ли они.
— Знаешь, что было тут истинным чудом? Что я лежала рядом с тобой голой, а ты даже не шевельнулся.
Губерт как раз игрался пальцами «Сорока, ворона, кашку варила, деток кормила…» и громко хлопнул кистью о столешницу.
— А я думал, что это ночной кошмар.
— Даже так! Спасибо!
— Ну, я имею в виду, что было ночью. Мне никогда ничего не снится.
— Снится, просто утром ты ничего не помнишь. Что типично для молоденьких бычков. Мне нужно выкупаться, едва жива. Хорошо еще, что с хлебом приходят не сегодня, так как не спустилась по лестнице. Всегда перед подобными подвигами приготавливаю еду и ванну, потому что потом чувствую себя слишком слабой.
— Давай я помою тебе спину.
— Не пользуйся ситуацией.
— Клянусь честью, что буду исключительно банщиком.
— Ну вот, пожалуйста. Сделай такому что–нибудь хорошее, и он тут же перестает о тебе думать.
— Аля, даже и не знаю, как тебя благодарить.
— Не благодари. Или представь, что вместо руки у тебя выросло копыто. Такое могло случиться довольно легко, достаточно заикнуться во время колдовства. Даже не знаю, смогла бы я отважиться еще пару недель назад. Впервые воспроизвожу столь крупный кусок тела. Магия бывает опасной. Но ты говорил, что тебе все равно, так что… А я не могла глядеть на ту культю.
— Именно за это я тебя и благодарю.
Они лежали на траве под яблонькой на островке, оба выкупанные, в чистых сорочках и грызли яблоки.
Обе сорочки принадлежали Але — о волшебной стирке вещей Губерта девушка предпочитала не думать, а на обычную стирку у них обоих не было сил. В связи с этим, Губерт чувствовал себя странно, тем более, что слово свое сдержал (в этом плане на него можно было положиться), и в бане, вопреки принятым обычаям, ограничился тем, что помыл Але спину и подал полотенце, при этом скромно отводя глаза. Похоже, что так было лучше всего, но сейчас он чертовски жалел упущенную возможность. Но пока что радость подавляла ощущение потери.
— Мне казалось, что рука просто разрывается.
— Естественно, она же росла очень быстро.
Какое–то время был слышен лишь хруст зеленых, кислых яблок. Терпкие фрукты сворачивали язык влево, но столь интенсивное ощущение было по–своему приятным.
— Аля!
— Что?
— Мы уже не в бане!
— Лапы убери.
Губерт послушно убрал и начал гладить Але волосы. Осторожненько, чтобы та не заметила. Левой рукой. Из даров судьбы необходимо извлечь максимум удовольствий.
— Никак не могу понять, откуда та битва. Турнир — тут понятно. Встречаются заскучавшие мужики и бьют друг друга по роже. Но ведь не палят деревень по этой причине!
— Ну, во всяком случае, не слишком часто. Турниры ужасно возбуждают и рыцарей, и публику. Сам слышал, как когда–то во время турнира рыцари захватывали городской барбакан, а потом, вместе с горожанами разнесли его по кирпичику. А вот прошлогодний турнир в Бессервайте начался на поле, а закончился на крыше ратуши. Как–то раз дамы начали одаривать нас частями своих одежд за храбрость, и после двух схваток сидели на трибунах совершенно голые. Ребята же бросили оружие и начали аплодировать им. Бойцовский турнир превратился в турнир красоток. И после того мы вручали награды.
— Теперь–то я уже понимаю, зачем ты все время шатаешься по ним, извращенец.