Море, поющее о вечности

Без пресной воды было тяжело, однако рассудительность еще не покинула Асклепия. Лекарь понимал, что продержится некоторое время в силах и сознании, прежде чем окончательно ослабеет. До этого он наверняка обнаружит сочные съедобные растения или хотя бы небольшой ручеек… А пока следовало отдохнуть. Решив так, лекарь устроился прямо на берегу, свернув и подложив под голову отяжелевшие от морской соли одеяния. Это было лучше, чем ничего, хотя утром он наверняка проснется от холода. Какое-то время Асклепий наблюдал за луной и слушал песни моря, а потом уснул — крепко и без сновидений.

Наутро он встал, чувствуя себя чуть лучше. Ощущение саднящей сухости и сильной жажды никуда не пропало, зато тело восстановило часть сил. Теперь он наверняка сможет добраться до еды и питья прежде, чем… Впрочем, об этом Асклепий старался не думать. Было бы глупо помереть теперь, когда он выжил в бушующем море!

Подумав об этом, юноша немного воспрял духом. Пусть он не умел плавать, однако смог добраться до берега. Будто сами боги благословили его! Другим повезло меньше. По крайней мере, следы моряков с «Гермеса» травнику не встретились.

Прибрежная полоса резко завернула, окружающий пейзаж тоже сменился. Асклепий смог наконец оставить позади море и дюны, направившись вглубь острова — туда, где виднелись отдельно растущие оливы, старые деревья с дуплами в кряжистых стволах. Там он наткнулся на небольшой ручеек — со сдавленным вскриком радости Асклепий припал к воде, которая показалась ему самой вкусной в мире. Первым побуждением юноши было желание выпить так много, сколько сможет вместить желудок. Но он сдержался — после долгой нехватки влаги восполнять ее запасы нужно было с осторожностью. Поэтому Асклепий заставил себя оторваться от ручейка и немного передохнуть. Затем он пил снова, уже без прежней жадности, но обильно и с удовольствием.

После он кое-как прополоскал одежду от въевшейся соли. Крохотный ручей не подходил для стирки, однако это было лучше, чем ничего.

Почти весь день Асклепий провел, передвигаясь вдоль ручья. На открытых пространствах лекарь накидывал на голову и плечи еще влажную после стирки одежду, защищаясь от солнца. Таким образом Асклепий преодолел солидное расстояние. Оделся он лишь после того, как убедился, что его вещи совершенно высохли. И вздохнул, глядя на сбитые, покрытые пылью и кровью ноги, — сандалии бы сейчас не помешали.

За недовольством пришел порыв радости — неразумной, но все же искренней. Он был жив, здоров и мог думать не только о воде. Теперь его беспокоило чувство усталости, нехватка одежды и еды. А значит, он снова стал собой — человеком, способным мыслить здраво и обладающим различными нуждами.

Словно в награду за пережитые мучения, судьба ниспослала ему подарок. Продвигаясь вверх по течению, Асклепий обнаружил небольшую тропу, выходящую к воде. Изучив следы вокруг, он сделал вывод, что они принадлежат козам. Значит, где-то рядом должны быть и человеческие поселения…

Ход мыслей оказался верным. Козья тропинка вывела юношу на открытое место, где вразнобой стояли приземистые домики жителей Керкиры. Присмотревшись, Асклепий решительно направился к ближайшему из них.

Там, у самого порога, расцветали хризантемовые искорки от небольшого костра. Жар поднимался к бараньей туше, сочащейся жиром. Восхитительный аромат растекался по округе, и у Асклепия от него закружилась голова. Голод заставил его желудок судорожно сжаться, в горле образовался комок. Только сейчас целитель понял, что безумно проголодался. Асклепий заметил, что ноги начали подрагивать, и тут же одернул себя. Несмотря на слабость, он сохранит достоинство.

Сидевший перед костром старик заметил бредущего человека и с недоумением уставился на него. Вид гостя оставлял желать лучшего: изможденное лицо, диковатый взгляд, покрытое ссадинами тело и босые ноги… Он мог показаться сумасшедшим. Однако у Прокла было достаточно жизненного опыта, чтобы распознать лишь измученного, безобидного путника. Пришелец пытался что-то сказать, но старик махнул рукой, приглашая сесть у костра. Помешкав, чужак кивнул и расположился рядом.

Прокл встал и небольшим ножом ткнул в подвешенное над костром мясо. Убедившись, что оно готово, старик ловким движением отрезал солидный кусок и перекинул его в грубую глиняную тарелку. Гость внимательно следил за его движениями. Прокл передал ему блюдо, сказав:

— Это тебе. Ешь, я еще отрежу.

И ободряюще улыбнулся.

Пришелец набросился на еду с ожесточением, то и дело заставляя себя жевать медленнее. На его лице расплылось блаженство, глаза утратили загнанный вид. Когда он закончил, Прокл протянул руку за тарелкой и наконец задал вопрос:

— Кто ты?

Гость какое-то время молчал. Затем перевел взгляд с Прокла на свои руки. Медленно покрутил ими перед огнем, словно стремясь изучить получше каждую ссадину, и лишь тогда взглянул на старика вновь. В его глазах появились спокойствие и уверенность, присущие человеку с большим опытом.

— Я лекарь. Зови меня Асклепий.

Глава 7