Море, поющее о вечности

Гигант замялся, не зная, что ответить. Его брат говорил куда серьезнее, чем обычно.

— Спасибо. Но вы тоже сделали для меня многое. Ты, Меланион, Ясон… Если бы мы вместе не пережили то приключение, я никогда бы не стал таким, как сейчас, — Полидевк вздохнул. — Так и продолжал бы стыдиться толстого тела и нелепого имени.

— Зато теперь ты один из сильнейших людей во всей ойкумене. Прекрасный повод для гордости!

— Может, и так. Но вернемся к Ээту. Как считаешь, что он задумал?

— Трудно сказать. Я не думаю, что он хочет совершить что-то коварное. Но царь колхов — умный, расчетливый и богатый человек. Такие всегда сначала убеждаются, что получат больше выгоды, чем прочие. Сдается мне, Ээт навяжет нам нечто, о чем мы все впоследствии еще пожалеем.

— Не будет этого. Ясон не позволит, — уверенно заявил Полидевк.

— Ясон в последнее время ведет себя иначе, — покачал головой его брат.

— Перестань. Он всегда заботится о своих друзьях.

— Я так и не сумел его простить до конца за то, что он позволил тебе биться с Амиком, — на обычно гладком лбу Кастора пролегли морщины. — Понимаю, почему… Но принять это у меня не получилось.

— Он командир. Ему приходится порой быть суровым и брать на себя сложные решения.

— Конечно. Но где она, эта граница между предводителем и другом? — Кастор запустил пятерню в волосы и поскреб макушку. Полидевк невольно изумился — подобные размышления были его брату несвойственны. Тот продолжил:

— Помнишь, учитель рассказывал нам истории о царствах прошлого, когда мы были маленькими? Например, о Кикладах. Народ, что населял эти земли, не был воинственным, ведь в давние времена всем хватало места на суше и море — не то что сейчас. Кикладцы больше доверяли глине и камню, чем бронзе. Среди них было много умелых мастеров. Это царство процветало, но лишь до тех пор, пока микенский лев не запустил в него когти. Кто отныне назовет себя кикладцем?.. Микены прошлись огнем по тем землям, присвоили их богатства. И знаешь что? Никто не пришел на помощь отчаянно нуждающимся Кикладам. Учитель говорил, такова человеческая суть: мы лишь плотнее закрываем двери, когда грабят наших соседей. И спохватываемся, когда вооруженный воин загремит щитом уже на нашем дворе.

— Припоминаю эту историю, — Полидевк кивнул. — Она произвела на меня мрачное впечатление, поэтому я стараюсь не слишком часто думать о подобных вещах.

— А ведь когда-то микенские цари называли себя друзьями кикладцев. Обменивались с ними дарами, не скупились на сладостные речи и обещания. Но стоило честолюбию и жажде наживы вступить в игру, как все старые союзы легко разрушились.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать, — Полидевк хмуро уставился на брата. — И мне не по душе ход твоих рассуждений. Они бросают тень на Ясона, нашего друга.

— Ты прав… Наверное, я слишком много думаю. Прости, если мои слова задели тебя, — вздохнул Кастор. Хрустнув от сидения суставами, Полидевк поднялся. Его рука погладила нагретый солнцем борт «Арго».

— Не беда. Сомнения рано или поздно одолевают каждого из нас. Главное — готов ли ты к последствиям от принятых решений.

— Я ко всему готов, даже к войне между Микенами и Троей, — Кастор тоже встал, на его губах появилась кривая усмешка.

— Скажешь тоже! Нет, такому уж наверняка не бывать, — убежденно заключил Полидевк, и братья неспешным шагом направились прочь от «Арго».

* * *

Время шло, и скрывать от аргонавтов происходящее более не представлялось возможным. Даже самый рассеянный член команды рано или поздно задался бы вопросом, чего достигли гости в чуждой Колхиде. Понимая это, Ясон собрал всех моряков и по-своему пересказал свой уговор с Ээтом. Беседа обещала быть непростой, поэтому царевич подготовил речь заранее.

По словам Ясона, выходило, что между ним и Медеей возник взаимный интерес, против которого царь Фасиса не стал возражать. Юноша добавил, что все товары аргонавтов проданы с большой выгодой, а в обратный путь их корабль повезет драгоценности и щедрые подарки от Ээта. Не забыл Ясон сообщить и про дозволение торговать с колхами. По его словам, все складывалось лучшим образом. Однако подробности, связанные с истинным положением дел, он благоразумно предпочел опустить.

Сообщение Ясона о том, что Медея поплывет с ними в Иолк, встретило ошеломленное молчание. А затем вокруг раздались смех и громкие вопли. Царевича окружили взбудораженные моряки, каждый хотел высказаться. Ясону припомнили и утехи с Гипсипилой, а некоторые смельчаки, вроде Ификла и Канфа, с удовольствием подшучивали над любвеобильностью командира, сравнивая его с самим Зевсом.