Море Осколков

— Война — хороший способ обнажить сокрытое в человеке. — Лайтлин, не тая гордости, наблюдала, как гетландские суда парами устремляются в открытое море. — Иные храбрятся, иные — споткнутся. Но про стержень внутри у Ярви я знала всегда. Куда сильнее удивил меня твой.

— Мой?

— Не ты ли не дрогнула перед бесчисленным воинством Верховного короля? Ты очень, очень изменилась, племянница, в сравнении с той замученной и мокроглазой девчонкой, которую привели в мои покои.

— Мы все изменились, — тихо проговорила Скара.

Колючка Бату попирала ногой планширь на носу своего корабля и щерилась, словно негодовала от невозможности добраться до Скегенхауса так быстро, как ей хотелось. Ладья прежде принадлежала одному из сподвижников Яркого Йиллинга и несла вместо носовой фигуры золоченый таран. Колючка обожгла его начерно, и теперь он воплощал ее траур и, если смотреть со стороны Верховного короля, ее черную славу.

Скара скользила взглядом по команде, расположившейся на рундуках: страшных, горящих местью бойцах, пока не увидела, как в такт гребкам подпрыгивает белая голова, и не заставила себя отвернуться.

Вчера в Бейловом зале ей хотелось попросить его остаться. Приказать остаться. И она открыла рот, но в последний момент отпустила. Заставила уйти. И даже не сумела по-настоящему попрощаться. Это бы вышло за рамки пристойности.

Она не знала, вправе назвать это любовью иль нет. С тем, что воспевают барды, ничего общего. Но как ни назови, чувство оказалось чересчур властным, чтобы испытывать судьбу, позволив Рэйту день и ночь проводить у ее порога. Поступи она так, и каждую минуту от нее требовалась бы вся сила, и рано иль поздно она бы ослабла. Сейчас же ей пришлось быть сильной лишь раз.

Боль язвила ее. Боль от того, что она его оттолкнула. Язвила сильней, от того, что она понимала, как больно ему. Но мать Кире постоянно твердила: страдания — часть нашей жизни. Ничего не поделать — лишь взвалить их на плечи и продолжать идти дальше. Она в ответе за свою страну. В ответе за свой народ. Ее долг — в первую очередь думать о них. Взять Рэйта к себе на ложе было глупостью. Прихотью себялюбия. Опрометчивой ошибкой, и непозволительно допускать новые.

Синий Дженнер попрощался со Скарой кивком с крутого мостика «Черного Пса». И когда она подняла в ответ руку, все команды моряков Тровенланда вознесли ей приветственный клич. Со дня победы люди стекались на Мыс Бейла — склонить перед ней колени и принести клятву верности, и хотя корабли были взяты у Верховного короля, воины на них ее собственные.

— Должно быть, тебя славят уже не менее двадцати команд, — отметила Лайтлин.

— Двадцать две, — сказала Скара, глядя, как ее корабли вслед за гетландцами покидают гавань.

— Отнюдь не захудалые силы.

— Когда я появилась у вас, у меня не было ничего. Я никогда не забуду, чем вам обязана. — Желая впечатлить королевским поступком, Скара поманила невольницу. — Вы должны принять обратно рабыню, которую я у вас позаимствовала.

— Она не угодила тебе?

Скара прочитала страх в глазах девушки.

— Нет-нет. Я просто…

— Оставь ее. — Лайтлин жестом отослала рабыню. — Это подарок. Первый в череде многих. В конце концов, скоро ты станешь Верховной королевой всего моря Осколков.

Скара вытаращила очи:

— Что-что?

— Раз ветер задул в нашу сторону, то скоро праматерь Вексен сверзится со своего высокого сиденья в башне Общины. Жрецов Единого Бога прогонят на юг. Верховный король будет низложен. Ты хоть раз задумывалась, кто займет его место?

— Меня ежедневно отвлекали разные мелочи, наподобие: как бы выжить.

Лайтлин прыснула со смеху, будто слова Скары были детской отговоркой от невнимания к вращению жерновов власти. Пожалуй, ею и были.

— Крушитель Мечей ныне самый знаменитый воин на свете. Из тех, кто остался в живых. Единственный из королей, кто ни разу не был побежден ни в битве, ни в поединке. — Она кивнула на пристань, и Скара увидела, как он поднимается к ним по длинному скату. Другие мужчины разбегались перед ним, как спугнутые голуби. — Гром-гиль-Горм — наш новый Верховный король. А ты станешь его женой.

Скара положила руку на живот — взвихрилось в желудке.

— Я и королевой Тровенланда стать вряд ли готова.

— Кто-нибудь бывает к этому готов? Я стала королевой в пятнадцать лет. Мой сын — король в два.

— Он трет, — проканючил Друин, сдергивая с головенки Королевский венец.

— Уже ощутил бремя короны, — проворчала Лайтлин, бережно укладывая венец на соломенные волосенки. — Двух мужей похоронила я. Мои браки начинались с поступка во благо Гетланда, однако у меня остались два сына. Знаешь, исподволь, почти незаметно, уважение к супругу может перерасти в большее. В привязанность. И даже в любовь. — Голос Лайтлин, казалось, вдруг надломился. — Почти… незаметно.