Море Осколков

— Я думал, наверно… может быть, я… — Он прокашлялся, рот сух, как в пыли, — и виновато посмотрел на нее. — Сделал неправильный выбор? — Он намеревался заявить об этом твердо. Открыто признать ошибку. На деле прозвучал лишь вялый писк самооправдания.

Рин выглядела отнюдь не впечатленной его потугами.

— Ты сообщил отцу Ярви о том, что сделал неправильный выбор?

Он скривился, глядя под ноги, но у башмаков его ответа не нашлось. Башмаки не любят решать проблемы хозяев.

— Еще нет… — Ему не хватило духу ответить, что сообщит, если она попросит об этом.

Она просить не стала.

— Последнее, что мне нужно, это расстраивать тебя, Колл. — На это он скривился сильнее. Так говорят, лишь когда намереваются тебя расстроить по-крупному. — Но по-моему, при любом своем выборе, ты вскоре приходишь к мысли, что этот твой выбор — неверный.

На это он бы уверенно ответил, что она рассуждает нечестно. Высказал бы без обиняков, что попал в ловушку, стиснут между желаниями отца Ярви, желаниями Рин, последним желанием Бранда и последним желанием матери, и сам уже не понимает, чего хочет на самом деле.

Но сумел лишь просипеть:

— Айе. Я собой не горжусь.

— Как и я. — Она отбросила молот, и когда он перехватил ее взгляд, в нем не было злости. Грусть. И даже вина.

Он уже начал надеяться: быть может, это знак ее прощения, как вдруг она сказала:

— Я легла с другим.

Некоторое время он не мог уловить смысл ее слов, а когда все-таки понял, пожалел об этом. И до боли в кулаке сжал эльфий браслет, не вынимая из кармана.

— Ты… С кем?..

— Какая разница? Дело не в нем.

Он стоял и смотрел на нее, внезапно вскипев от ярости. Он чувствовал себя ужаленным исподтишка. Опороченным. И понимал, что притязать на ревность не вправе, и от этого становилось лишь гаже.

— Думаешь, я рад это слышать?

Она заколебалась, на перепутье между виной и гневом.

— Надеюсь, тебе это слышать ненавистно.

— Тогда зачем ты так поступила?

И гнев победил.

— Да потому, что я без тебя не могла, самодовольный ты хер! — гаркнула она. — Не все в мире крутится вокруг твоих огроменных способностей, твоего охрененно важного выбора и твоего блистательного, да провались оно, будущего. — Она ткнула пальцем ему в грудь. — Мне нужно было только одно, один раз — а ты выбрал уйти от меня! — Она повернулась спиной. — Если ты снова выберешь уйти от меня, никто не заплачет.

Перестук молота гнал его вверх по ступеням. Назад во двор Мыса Бейла, к войне, к смрадной копоти мертвых.

44. Яма

От тяжелой работы раскалывалась спина, ныла грудь. Давным-давно ломанная рука и рука, обожженная совсем недавно, грызли Рэйта каждая на свой лад. Он уже перелопатил грязи на добрых десять могил, не нашел и намека на Рэкки, но копал дальше и не хотел останавливаться.

Раньше его всегда поедала тоска при мысли: что же брат без него будет делать? Ни разу не случалось задумываться — что же он будет делать без брата? Вероятно, в действительности Рэйт не был тем из двух, который сильный.

Штык поднять, штык воткнуть, размеренные глухие тычки, лопата входит в почву, и неуклонно растут кучи земли по бокам. Пока идет работа, случай задуматься ему не грозит.

— Ищешь клад?

Долговязая девица стояла, руки в боки, над выступом ямы, загораживая Матерь Солнце. На невыбритой половине волос искрилось серебро и золото. Последняя личность, на кого он надеялся здесь наткнуться. Но так с надеждами и бывает.

— Раскапываю тело моего брата.

— Какая в нем теперь ценность?

— Для меня ценность есть. — Он отшвырнул землю так, чтобы засыпать ей сапоги, но Колючка Бату была не из тех, кого отпугнет щепотка грязи.

— Ты ни за что его не найдешь. А если найдешь — что тогда?

— Сложу как надо погребальный костер, как надо сожгу и как положено похороню.

— Королева Скара надумала как положено похоронить Яркого Йиллинга. Говорит, надо быть великодушной к врагам.

— И что?

— Я переломила надвое его меч и зарыла его. А тушу разрубила на части и бросила воронам на расклев. Считаю, он и это-то великодушие не заслуживал.

У Рэйта запершило в горле.

— Не люблю я рассуждать о том, что люди заслуживают.

— Мертвым, парень, уже не поможешь. — Колючка пальцем зажала ноздрю, а из второй высморкнула длинную соплю на Рэйтовы раскопки. — Можно только взыскать должок с живых. Поутру я отплываю в Скегенхаус. Взыскать с Верховного короля должок за моего мужа.

— И какую цену ты примешь в уплату?

— Для начала сойдемся на его голове! — рявкнула Колючка, с искаженных губ слетела слюна.

Честно говоря, ее свирепость немного пугала. А совсем честно — бешено поднимала дух.

Напоминала его собственную свирепость. Напоминала то простецкое время, когда было ясно, кто он. Когда было ясно, где враги, и все, что хотелось от жизни, — поубивать их.

— Неплохо бы взять тебя с собой, ты как? — произнесла Колючка.

— По-моему, я не слишком тебе по душе.

— По-моему, ты — кровожадный кобелюга. — Она носком сапога скатила в яму камень. — Именно такого я и ищу.

Рэйт облизнул губы. В нем уже занималось былое пламя, словно он оказался сухим трутом, а Колючка — кресалом.

Она права. Рэкки погиб, и, сколь ни копай, этим ему не поможешь.